Красные камзолы (СИ)

Смотрю на двоих, которые были у кочки. Один лежит лицом вниз. Ему сзади связывает руки кушаком Сила Серафимович. Откуда он взялся? Второй сидит, привалившись спиной к дереву и держится за плечо и рычит сквозь сжатые зубы. Рядом стоит капрал Годарев и смотрит куда-то в сторону брода.

Вот, собственно, и весь бой.

Кручу головой, пытаясь понять что делать дальше.

Из глубины леса идет капрал Смирнов с напарником и тащат импровизированной волокуше из двух жердин тело. В красном камзоле. Кто?

Ефима нигде не видно.

Так же тройкой возвращаемся к карете. Я иду впереди, с ружьем наперевес, Степан и Никита ведут пленного, заломав ему руки и нагнув головой к земле. Вот черти, а когда они успели ремни на мушкеты нацепить? Опять какой-то провал в памяти!

Героический защитник кареты в белой сорочке, который все так же и стоял с пистолетом наизготовку обращается ко мне:

— Слава Богу, воврмя вы подоспели! Как тебя зовут, братец?

А меня озноб по коже пробил. А как, собственно, меня зовут? Я веселый таракан? "Я бегу, бегу, бегу" — с готовностью отозвался внутренний голос. А мушкет уже вскинут "на караул" к правому плечу, рот же сам, не спросив моего разрешения издает какие-то звуки. С удивлением слышу:

— Патрульная группа Кексгольмского пехотного полка, честь имею!

По хорошему надо бы еще каблуками щелкнуть, но под ногами влажный грунт и мох. Ну его.

Из леса по ту сторону от боя робко крадется бородатый мужичонка в серой мятой рубахе. Делаю движение в его сторону, но мужчина с лицом Пьера Безухова делает успокаивающий жест.

— Это свои. Это Васька, паскудник, кучер мой. Удрал, да? А ну-ка иди сюда, уши тебе оторву!

Понятно.

Из кареты — а я уже стою рядом с ней — раздается женский голос.

— Кексгольмцы? Я верно услышала? Счастье-то какое! Кексгольмцы, родненькие вы мои!

Женщина? Ага, а вот и она. Мужчина в белой сорочке подает ей руку, помогая сойти со ступенек кареты.

— Как же здорово, что это именно вы! Брат будет особенно этому рад! Я всегда знала, что мой брат — отличный учитель! Вон каких орлов выпестовал! Какие же вы молодцы, солдатики!

Смирнов с напарником дотащили волокушу и я увидел кто там. Уф, не Ефим. От сердца отлегло. На волокуше лежал тот кожевенник из Кексгольма, чье имя я так и не узнал, а спросить стеснялся. Ведь по идее мы уже полгода как были знакомы. Как-то неприлично будет сказать что я не знаю как его зовут. Обидится же. Ведь он тогда со своей английской бритвой спас нас от пыток цирюльней…

В книгах про войну я в свое время подметил одну закономерность. Когда бой движется к победе — главный герой всегда теряет сознание. И неважно, Фродо это из "Властелина колец" или капитан Артемьев из книги "Товарищей по оружию". Правило одно: главный герой теряет сознание и не участвует в тех делах, что творятся между победой и торжеством.

Потому что после боя творится некрасивая проза жизни. Пленных пинками и ударами прикладов сгоняют в одну кучу у дерева. Собирают и раскладывают на траве трофеи — оружие побежденных. Притаскивают из леса убитого наемника. И раздевают его. Потому что убитых хоронят здесь в чем мать родила. Одежда — очень дорогое удовольствие. Тем более такая, как у этого покойника. Перевязывают раненых. Капрал Годарев носится вперед-назад, раздавая указания и опрашивая каждого участника перестрелки, пытаясь составить общую картину скоротечной стычки. Смирнов с задумчивым видом рассматривает деревья и что-то считает, шевеля губами и загибая пальцы. На шипящего от боли пленного наемника, который держится за плечо всем плевать. Хотя вон, с пленными Сила Серафимович о чем то беседует на лающем гортанном языке, чем-то похожем на немецкий. А кожевенник из Кексгольма вон, лежит на земле с наспех сделанной повязкой на голове, с которой уже натекла приличная лужа крови. Дышит тяжело, глаза закрыты. Видимо, в отключке. Рядом с ним стоят Степан и Никита и оторопело таращатся на кровь. И я… Чего я опять пешком встал, башкой кручу и ничего не делаю? Заняться нечем, что ли?

— У вас не найдется кусочка сахару? — спрашиваю я у женщины. Капрал Годарев оборачивается и обжигает меня гневным взглядом. Нашел время, мол. Да плевать.

Сахар здесь есть. И стоит он… К примеру, пуд муки Ефим покупал за пять копеек. Фунт сахара стоил в пять раз дороже. Фунт — это небольшой кусок в кулак размером. Сахарная голова, как ее тут называют. То есть сахар здесь — это экзотическое боярское лакомство, но мне он нужен было для другого.

Боярыня растерянно переглянулась с мужчиной в сорочке, после чего тот залез в карету и достал оттуда круглую бумажную коробку. В которой лежали уже наколотые небольшие кусочки сахара. Интересно, они это лакомство для детей готовили или для лошадей?

— Вот, пожалуйста, угощайтесь — кажется, у этих тоже разрыв шаблона. Вон как растеряно говорят. Они что, не знают зачем нужен сахар в полевых условиях?

Хватаю кусок, вытаскиваю из лядунки надорванный патрон, высыпаю порох вместе с пулей на землю, раскатываю бумагу в лист, кладу на ближайший камень и начинаю массивной рукоятью шпаги толочь на нем сахар в пудру.