– Может – не значит будет. Не ходи ты в холмы. Не проси и не приказывай. С нечистью лучше не говорить тем, кто говорить с ней не умеет. Ты уж поверь, драгоценный мой. Награбленное никогда твоим добром не станет.
– Почему же награбленное? У нас договор с ней был, теперь другой будет.
– Ой не будет, милок, ой, не будет. Когда ты у крестьянина овес за медяки покупаешь – то договор. Когда ты ему клинок к горлу приставляешь – то разбой.
– Спасибо тебе, мудрая, за совет, – пробурчал Яноро.
Он пожалел о потраченных медяках, но тут же вспомнил, что Тшилаба все-таки ответила, как стребовать свое с нечистой девки.
– Подскажи, как напрямки из леса выбраться? До Рдянок мне нужно.
Старуха схватила его за плечи, несколько раз прокрутила и подтолкнула в спину.
– А теперь иди да никуда не сворачивай. Еще солнце не зайдет, а выберешься.
***
Илонка весь день не находила себе места, думая, где Яноро. Песни не пелись и шелк не ткался.
Она всегда просыпалась раньше мужа. Готовила ему еду, провожала в мастерскую. Неужели в этот раз не услышала, как ушел? А что если с ним что-то случилось? Что если он ушел ночью… к полюбовнице?
Вот и солнце зашло, а на глазах Илонки выступили слезы. Пальцы дрожали. Пойти спросить, не видел ли кто мужа? Пусть стыдно – лучше так, чем мучиться в неведении.
Она почти решилась, но тут открылась дверь. На пороге стоял он. Илонка всхлипнула, но плач сдержала. Подошла, провела рукой по смоляным волосам, припала к груди.
– Ты… Милый мой. Вернулся.
Яноро уткнулся ей в шею, с шумом втянул воздух и с такой страстью прижался, что Илонка поняла: не был он ни у какой полюбовницы. Скорее, уходил по своим, мужским, делам. Может, кому из приятелей помощь понадобилась. Да мало ли у них, мужчин, дел – не чета женским.
– Родная моя, – произнес он. – Я сказать тебе должен...
– Что? – Илонка вздрогнула от его голоса, такой он был тревожный.
– Уеду я завтра. Дня на три. До сестры отправлюсь. Да ты не волнуйся. Зато с подарком вернусь.
Не нужно ей никаких подарков! Ничего не нужно. Лишь бы он рядом был. Лишь бы ничего ему не грозило, а в пути всякое случиться может. Нет, она не должна его отпускать, слишком страшно...
– Езжай, конечно. И то сказать, что за дело: сестру даже на свадьбу не позвал, так хотя бы навести.
– Умница ты у меня.
Он улыбнулся, а у Илонки сердце защемило. Всколыхнулись дурные предчувствия. Она попыталась их отогнать. В конце концов, что может случиться? Пусть муж не видит, но и слепым бывший наемник сумеет за себя постоять. К тому же сестра, как он говорил, живет недалеко.
***
Красные холмы оказались ближе, чем он думал. Всего-то несколько часов на крестьянской телеге. Уговорил одного мужика поворотить не туда – за плату, разумеется. Денег в кошеле оставалось не так много, но на обратный путь хватит и еще останется. К тому же, если повезет вернуть зрение, то о деньгах беспокоиться не придется. Он их быстро заработает. Выстроит дом в городе, оденет свою раскрасавицу в лучшие платья, и ей никогда не придется работать.
Подбадривая себя этими мыслями, Яноро прошел подальше, раздвигая высокую траву. Подстелил плащ и лег на него, закинув руки за голову. Принялся ждать. Голод и жажда пока не одолевали. Главное, не заснуть.
Серый шорох пряного весеннего ветра играл среди холмов, голубым стекала талая вода. А вот и кукушка прокуковала. Неужели та самая? Да нет, вряд ли. От земли тянуло влагой и перегноем. Понятные, простые звуки и запахи, а ему нужно расслышать в них имя.
Яноро напряг слух. Различил, как трепещут крылья первых бабочек, расслышал копошение жучков и шуршание змеиной чешуи. Пробежал час или два, а может, и больше – это не имело значения. Дуновения ветра превратились в рев, а трава зарокотала, как низвергающийся горный поток.
"Ш-ш-ш-а-а-а-ш-и, – шумело все вокруг. – Х-х-а-а-ш-ш-и-и".
Голова шла кругом, звуки оглушали, сводили с ума. Яноро закричал и закрыл уши, но шум не стих. Наоборот, стал громче. Сколько прошло времени, неизвестно. Мучила жажда, в висках стучало так, словно кто-то колотил молотом. Грохот, вой, хохот – все смешалось в безумном хороводе звуков.
– Шхочы-ы-ы-н-к-а-а! – взревел Яноро и повторил: – Шхочынка!
Тишина. Даже травинки не шевелились. Молчали и ждали.
Порыв ветра, запах полыни – и она. Засмеялась. Смех тоже полынный, горький.
– Яноро-ро-ро-ро, – напевала девчонка. – Пришел… Ума нет, а пришел.
– Шхочынка! Глаза верни!
– Хочешь? Правда хочешь? Нужно? Дать?
– Да!
– Глупый. Сам отдал. Сам подарил. Мое теперь. Не дам.
– Ты не смеешь! – зарычал он. – Имя твое назвал. Теперь никуда не денешься, вернешь.
– Я не денусь, ты денешься. С глазами будешь не такой, другой будешь. Хочешь?
– Отдавай! – хватит слушать ее отговорки и страшилки.
– Ты приказал – я послушалась. Я послушалась – ты пропал. Держи!
В глаза воткнулись светящиеся иглы – белые, яркие. Они разрослись, и вот уже все вокруг утонуло в обжигающем сиянии. Минута, и оно начало угасать, блекнуть, зато проступили пока еще смутные очертания холмов и девчонки с красными волосами.
– Сам вернешь, сам придешь. Придешь, вернешь.