Красные холмы (СИ)

   Вот почему он отличается от крестьян и статью, и повадками. Вот откуда эта решительность в его голосе.

   - Ну что, согласна? - спросил Яноро.

   - Я... да.

   Он прижал ее к себе и выдохнул:

   - Хорошая моя!

   Встал, потянул Илонку за собой и, обняв, закружил так, что ее ноги оторвались от земли.

   - Ой да девка меня к ложу не пускает, - пел Яноро, - так я факел возьму, ее хижину спалю, а девку к себе в ложе заберу!

   Илонка смеялась, Яноро хохотал. Потом снова целовал и дразнил очередной бесстыжей песенкой. Казалось, будто они одни в мире. Даже птицы умолкли и рожь затихла. Только пастушьи дудки все еще звучали вдали, подпевая жениху.

   ***

   Вот ведь надумал, дивился Яноро, проводив Илонку. Чтобы он, да женился?! Нет, вообще-то он собирался, но "когда-нибудь потом". А тут вдруг слова взяли и слетели с губ. Если бы это была не Илонка, а другая девка, уболтал бы ее и всего делов. Певунью же обижать не хотелось. Наоборот: порадовать, защитить, приголубить. Что ли это и есть любовь?

   Едва смог отпустить Илонку домой. Так бы и стоял там, в поле, лаская нежную кожу, вдыхая теплый, живой аромат, теребя шелковистые косы, прижимая к себе желанное тело.

   А почему бы и впрямь не жениться? Тем более на ней - вернувшей его к жизни. Яноро счастливо засмеялся, входя в мастерскую, и не ответил, когда старший гончар проворчал из угла: "Чего развеселился? Спать давай, ночь на дворе".

   ***

   Яноро не обманул. На следующий день пришел сватать Илонку у деда - родители-то ее уже давно к предкам ушли. Тот не отказал. Еще бы! Наверняка думал, что никогда внучку замуж не выдаст.

   Такой счастливой Илонка не была давно, а может, и вообще никогда. Мир стал ярким и добрым, будто все сущее с ней вместе радовалось. На губах то и дело расцветала улыбка, а люди все сплошь казались милыми и хорошими.

   Каждое утро она вставала и не могла дождаться заката, когда к ней придет суженый. Он приходил, а она любовалась им. Яноро... Прекрасный, сильный, а черные глаза так и жгут - даром, что не видят. Руки горячие, ласковые, от голоса сердце замирает. Неужели Яноро скоро станет ее мужем? Неужели и она узнает брачное ложе?

   День свадьбы казался Илонке сном. Подруги нарядили ее, затем повели к жениху, а она слышала их плач, будто сквозь туман. Только увидев Яноро, очнулась. Едва сдержалась, чтобы не броситься к нему на шею, забыв и о подружках, и о гостях.

   Сколько видела свадеб, а свою почти не запомнила. Горели костры, звучала музыка, доносился хохот с игрищ, их с Яноро просили петь, но все это проносилось мимо - она не отрывала глаз от суженого и слышала только его.

   Вот настал долгожданный миг - жених обнял Илонку и повел к ее и деда дому: жилище Яноро еще не было достроено. По бокам и сзади шли дружки с песнями, но Илонка не разбирала слов. Она прижималась к любимому, целовала его и казалась себе самой красивой и самой счастливой на свете.

   ***

   Пронеслось полгода, пришла и отступила зима, но еще ни разу Яноро не пожалел, что женился. Они с Илонкой переселились в новый дом, обзавелись коровой, козой и курами. Он по-прежнему гончарничал и, как мог, помогал жене по хозяйству. Она пряла, ткала и пела. Иногда Яноро вспоминал о былых днях и скучал по ним: все-таки вольным наемником быть куда лучше, чем горшечником. Возвращаясь же вечером из мастерской, забывал о сожалениях. Илонка льнула к нему, а он чуял ее запах, слышал голос, и все, кроме нее, становилось неважным.

   "Она у меня есть, - думал он. - Только моя, ничья больше".

   Как же бешено, неудержимо он ее любил! С каким исступлением ласкал ночами. Она дарила жизнь, свет, раскрашивала внутреннюю темноту в нежные, дерзкие, волшебные тона.

   Так продолжалось, пока жена, смущаясь и ликуя, не сообщила, что ждет ребенка. Первая радость, которую почувствовал, сменилась сомнениями. Он никогда не увидит свое дитя. А чему научит? Если будет сын, то гончарничать? Когда мог бы научить ездить верхом и владеть оружием. А если дочь? Выдавать ее за крестьянина, когда можно было бы подыскать воина или купца. Из-за слепоты все это невозможно. Он смирился, что не видит Илонку, но не мог свыкнуться с тем, что не увидит, как растет его ребенок.

   О старухе Тшилабе Яноро слышал давно. Болтали, что она с нечистью водится и с мертвецами якшается. Говорили всегда полушепотом, с оглядкой. До сих пор он и не мыслил идти к ведьме, а теперь задумался. Кто знает, вдруг она вернет ему зрение? Правда, запросить за это может дорого. Яноро прикинул, сколько у него денег: на случай, если они ее интересуют. А то, может, потребует "чего в своем доме не знаешь". Да слава богам, обо всем он в своем доме знает. О ребенке тоже. Вот и нечего трусить. Его жена и сын (или дочь) заслуживают большего, чем он может дать им сейчас.