Красные кони

…Сергей видел, как шли по дорожке Черешнины, очень похожие друг на друга. Вот он, Черешнин-сын, настоящий сын-космонавт, только… какое-то предчувствие подсказало ему, что это должно произойти сейчас же. Внезапное сознание слабости, беспомощности, необъяснимой вины захлестнуло его. Земля слегка покачивалась под ногами, и он остановился, чувствуя, что погружается в быстротечный кошмар. Усилие воли ненадолго вернуло его к реальности.

В небе, на земле почти ни одного звука. Желтый лист застыл в своем падении. Птица висела в воздухе, словно в раздумье подтягивая свое тело к верхушке дерева.

Вот Черешнин-отец настороженно замер. Здоровой рукой его сын достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Но это была не та рука. Это была левая рука.

Сын был так спокоен, что, казалось, одной рукой смог бы удержать ураган. Летели секунды - одна, другая, третья… Краем глаза космонавт поймал тревожный и вопросительный взгляд отца, но не ответил на него. Он успел заметить, какое тихое было утро, как падал желтый лист и повисла на крыльях птица и как зелеными языками тянулись к небу деревья, а вокруг расстилалась неоглядная земля. Он узнал ее, это была его земля, она должна была стать его землей. Этот лесной воздух нельзя было спутать ни с каким другим, так же как нельзя ни с чем спутать слабый дым таежных костров из-за дальних наволоков и давних Друзей.

Его глаза ничем не выдавали потока, захватившего его мысли. Пришло время снова взвесить быстротекущее время, годы ожиданий, лишений, тревог, мгновенья, разделявшие свет и мрак. Память о былом, огнем согревшая сердце, надежда и любовь, жизнь, смерть, отлетевшая серой тенью, сделали его мысль быстрой, как молния. Но разве успел бы кто-нибудь заметить короткий луч, метнувшийся в углах его глаз?

Почему он выбрал бесконечную дорогу? Разве приятно быть вдали от того, что дорого? Он готов был ответить на все старые и новые вопросы.

На борту корабля исчезает и прошлое и будущее. Остается настоящее. Прошлое не изменить, а будущее неизвестно и безбрежно, как само пространство. Но тем радостней возвращение. И он наконец почувствовал, что вернулся.

- Хорошо, что ты встретил меня, отец, - сказал он. - Теперь мы сможем снова забраться на Белый мыс за форелью.

- Да, - сказал Черешнин, - теперь поедем куда захочешь…

- И в Концезерье поедем, на блесну щук ловить?

- И в Концезерье, сынок, я ведь без тебя так и не собрался туда.

ПОМНИТЕ МЕНЯ!

Иногда я спрашиваю себя: почему эта малоправдоподобная история представляется мне совсем реальной, а не сном наяву? И не нахожу ответа.

В комнате ничего не изменилось. Тот же письменный стол, шкаф с моими старыми студенческими книгами, бронзовая пепельница, статуэтка Дон-Кихота. Среди этих привычных вещей все и произошло.

Прежде всего - о встрече с человеком без имени. Мы заканчивали проект и работали допоздна. Когда я возвращался домой, в метро было совсем мало народу, а мой вагон был и вовсе пуст. Тускло светили лампочки. Жужжали колеса по невидимым рельсам. Темно-серые тени на бетоне тоннеля проносились мимо. Перегон. Станция. Перегон. На остановках хлопают двери. Снова тени бегут навстречу.

Вдруг меня резко бросило к перилам сиденья. Раздался скрежет и визг. Поезд замедлил ход. В окне прямо перед собой я увидел человека, прижавшегося к овальной стене тоннеля. Я видел его руки, вцепившиеся в металлические скобы, его лицо - бледное пятно, мелькнувшее и скрывшееся а сумраке за вагоном. Непередаваемое выражение глаз - спокойное любопытство, необъяснимая внутренняя уверенность - я помню совершенно отчетливо. Только однажды я встретил взгляд с этаким ярким искренним любопытством. Давно, давно… В зоопарке. Мы подошли к клетке с крокодилами, а недалеко дремали на солнце пестрые удавы, свернувшись клубками. По ту сторону клетки стояла девочка. Она казалась мне тогда совсем взрослой, была аккуратно и изящно одета: белая кофточка с большим синим значком, темная юбка. Прошло много лет, а я сохранил впечатление, которое она произвела на малыша, с засунутым в рот пальцем смотревшего то на нее, то на бассейн с крокодилами. Отец, крепко держа меня за руку, чтобы я не потерялся, все повторял: «Ну пойдем, пойдем же». Он спешил куда-то.

«Еще немножко, чуть-чуть посмотрим и пойдем», - говорил я ему. И девочка… она посмотрела на меня, и в глазах ее не погасло еще любопытство, неподдельный интерес, с которым она разглядывала то, что находилось за прутьями клеток. Я тогда заплакал и вдруг сказал отцу, что хочу домой.