— И у тебя в дружине не хуже, — ответил рязанец взаимной любезностью.
После десятиминутной пустопорожней разведки наладился разговор поконкретнее.
— Слыхал я, будто ты на все грады, князья коих на тебя ополчились, ныне сам длань наложил, — заметил Вячко.
— Верно, — подтвердил Константин. — И самих княжат оттуда повыгонял. Только два городка не затронул. В Переяславле Константиновичи малолетние как сидели, так и сидят. Я оттуда лишь Ярослава изгнал. И еще один пока остался.
— Это какой же? — полюбопытствовал Вячко и вздрогнул от внезапно выстрелившего прямо в лицо ответа рязанского князя:
— Кукейнос.
— Гоже ли тебе, хошь и победителю, в чужой срам перстом тыкать? — после паузы хмуро выдавил из себя Вячко. — Али не ведаешь, что давным-давно нет моего града. Ныне он за рижским епископом.
— Слыхал я об этом, — кивнул Константин. — Люди говорят, будто он его заново отстроил, да еще краше прежнего. Каменный весь стал.
— Да хоть железный, — буркнул его собеседник. — Не мой он, так нечего и любопытствовать.
— Даже в оместники[20] пойти не желаешь? — полюбопытствовал рязанский князь.
— Не трави душу, Константин Володимерович. Сам ведаешь, что изгой я ныне и, окромя трех десятков воев, кои меня невесть почему досель не оставили, я ни кола ни двора не имею.
— Так уж и не имеешь, — усомнился рязанский князь. — Разве забыл, что тебя Авдотья Фоминишна в Полоцке дожидается? А я-то грешным делом успел ей весточку счастливую завезти. Сказал, что так, мол, и так, жив твой сокол ненаглядный, только прихворнул малость, а как только выздоровеет, так сразу к тебе прилетит, к голубке своей сизокрылой. Дочка же твоя, Сонюшка, в награду за радостную новость меня куклой липовой одарила. Да и тебе пряник медовый передала. Сказывала, что наговорный он. Только съешь, так сразу всю хворь как рукой снимет. Правда, подсох он малость, пока я ехал, но у тебя зубы крепкие, осилишь. На-ка, — выложил он гостинец на край небольшого стола, прислоненного к кровати Вячко.
— Ишь ты, — усмехнулся тот, бережно проводя пальцем по прянику, и, заметно повеселев, спросил Константина: — Я так мыслю, что это все присказка была, а вот к какой сказке ты клонишь — мне невдомек.
— Так вроде бы сказал я уже — к Кукейносу, — спокойно пояснил тот. — Решил я в нем тебя и оставить, да в придачу еще и Гернике отдать. Ведь твой брат Всеволод который им владел ранее, как я слыхал, так и остался под Ростиславлем. Значит, его удел теперь по лествичному праву[21] твоим стал. Но для начала ты грамотку отпишешь, что на веки вечные передаешь все это мне, а потом уже снова их от меня получишь, но в держание, а не в вотчину.[22] Согласен?
— И сызнова не пойму я тебя, — задумчиво произнес Вячко. — Ты что же, успел и рижского епископа потрясти? А коль и так, то все равно неясно: я-то тебе за каким лядом сдался? Али повторить, что у меня за душой ничего нет?
— Зато сама душа в наличии имеется, — веско поправил его Константин.
— А тебе ведомо, что Кукейнос мне Владимиром Полоцким лишь в держание даден был? Выходит, что я с грамотки той ничего не утеряю, а ты…
— Почему же не утеряешь? — перебил его Константин. — Это раньше Кукейнос у тебя в держании был, а ныне, после того как князь Вячко изо всего рода полоцких князей один-одинешенек остался, ты его полноправный властитель. Да и всего Полоцкого княжества тоже. Так что если ты грамотку подпишешь, то потеряешь его навсегда.
— Ты, князь, будто отговариваешь меня, — иронично хмыкнул раненый.
— Не отговариваю. Просто не хочу, чтоб ты с зажмуренными глазами подпись свою ставил, — поправил Константин.
— А если не подпишу? — прищурился Вячко.
— Тогда отпущу на все четыре стороны, и езжай куда хочешь, — спокойно ответил Константин. — Полоцк и прочие грады я тебе, конечно, не отдам, а вот Гернике и Кукейнос можешь сам попытаться взять — мешать не стану.
— Да нет, — вздохнул Вячко. — Куда уж мне. Даже если б я не тридцать человек, а тридцать сотен имел, все едино каменных стен не осилил бы.
— Правильно мыслишь, — согласился Константин. — Их сейчас взять только моим воям по плечу. А для епископа ливонского та грамотка большой неожиданностью окажется. Как я понимаю, о том, что Кукейнос лишь в держании у тебя был, он не ведал, иначе не цеплялся бы так за твое обещание половину ему отдать.
— Я ему того, что не мог, и не обещал вовсе, — поправил Вячко. — Молвил лишь, что половину даней с княжества и с града ему уделю, ежели он меня от литовских набегов убережет. Поделиться своей данью я волен был, а землю дарить — такого не было.
— Совсем хорошо, — улыбнулся Константин. — Так ты в грамотке и отпиши. Дескать, раз ты, епископ, слово свое не держишь, поскольку не далее как в прошлом году литовцы три селища в моем княжестве разорили вчистую, стало быть, уговор я с тобой рву, а все княжество вместе с градом, равно как и Гернике, дарую Константину Володимеровичу Рязанскому, ибо негоже, чтобы исконными русскими землями иноземцы владели.