Красные курганы

Однако и тут сдержал себя Вячко — ни единого худого слова не сказал старшему в роду. Да и что с него возьмешь, с неразумного. Хоть и прожил тот на свете почти пять десятков лет, а в голове, как в юности, свистел ветер, так и доселе там свои заунывные песни выводит.

Был бы хоть чуть-чуть поумнее полоцкий князь — не стал бы еще два десятка лет тому назад дозволять монаху-августинцу Мейнгарду крестить язычников-ливов. Чем, спрашивается, так уж сильно досадили тебе их боги, что ты не только дал согласие на крещение, но еще и насовал ему за пазуху подарков?

Ладно, если бы сам Владимир и впрямь набожен был без меры, тогда Вячко еще понял бы его. С трудом, правда, но смог бы, хотя и в этом случае все равно поступать надо было иначе. Коли уж так неймется, то возьми да повели своим священникам нести нехристям православное слово. А зачем же латинянам такое доверять?! Или неведомо, что они бешеным собакам подобны — что ни увидят, все укусить норовят!

Мейнгард же, не будь дурак, ухитрился отгрохать сразу два каменных замка. Один поставил возле ливонского селения Икескола, отчего тот получил схожее название — Икскуль. Другой несколько ниже, на одном из двинских островов, прямо посреди реки. Его тоже стали величать по имени этого острова — Гольмом.

Вот тут-то и очнуться бы Владимиру, схватиться за голову. Тогда еще не поздно было. Но где там. Проворонил беспечный полоцкий князь удачную возможность прийти на помощь ливам, когда они в одиночку дрались с немцами.

Даже когда папа римский объявил, что отпускает все грехи тем, кто примет крест и придет на эти пустынные берега, чтобы силой меча поддержать только-только зарождающуюся ливонскую церковь, все равно было еще не поздно. Тем более что следующий епископ довольно-таки быстро погиб. И поделом. Мечом махать — не крестом трясти.[18] Тут и умение нужно, и навыки изрядные.

Но когда нынешний пришел — оно и впрямь стало поздновато. С той полутысячей крестоносцев, коих он с собой привел, одному полоцкому князю было не справиться. Если бы в чистом поле, так еще куда ни шло, одолели бы, а вот замки каменные брать — увы. Несвычны к этому делу русские дружинники.

А уж когда через пару лет после своего прибытия хитрый рижанин сумел создать в Ливонии новый орден, тут и вовсе хоть караул кричи.

Раньше все-таки попроще было. Пришли пилигримы за долгожданным отпущением грехов, порубили в клочья поганых туземцев, села их пожгли, дома пограбили, быстренько святой водой окропили тех, кто исхитрился уцелеть, и назад к себе подались.

На следующий год на их место приезжают новые, и вновь без должного опыта, без знания местности, — все с ними сражаться полегче. Ныне же они, и без того не слабые, с каждым годом все матереют, и епископу опять-таки есть чем их соблазнить. По уговору между магистром Винно фон Рорбахом и епископом Альбертом треть всех земель, которые завоюет орден, ему же во владение и отходил.

Ну да что уж теперь. Отныне все свои помыслы князь устремил только на одно — как бы половчее и посильнее досадить немцам. Всем. Исключений тут быть не могло. Но неудачи неумолимой чередой, как злой неотступный рок, продолжали преследовать его.

Поэтому он с такой радостью и ухватился за предложение князя Ярослава, который прямо заявил:

— Вначале помогите мне вернуть отчие земли, кои рязанский князь Константин у меня отъял не по праву, а потом и я вам подсоблю. Навалимся на проклятую немчуру всей Русью и раздавим ее, как гнилой орех.

Загоревшись этой идеей, Вячко стал едва ли не самым горячим его защитником среди прочих князей, часть из которых еще колебалась, а часть и вовсе не посчитала нужным прибыть в Киев. Словом, идти на Рязань уговорил он всех до единого. Правда, конницы полоцкие князья выставили немного, зато пешцев собрали изрядно.

И вновь неудача. Рязанец исхитрился даже не пропустить их в свои пределы. Последняя надежда рухнула, рассыпавшись в прах уже под Ростиславлем. Хотя нет, пожалуй, даже раньше, с того самого дня, когда изрубили посольство, присланное Константином.

Он, князь Вячко, так никогда не поступил бы со своими же русичами. Правильно тогда возмутился Мстислав Удатный. Вячко и сам, пожалуй, последовал бы за ним, но… Галицкий князь возвращался в свое родное княжество, богатое людьми и землей. К себе в столицы уезжали и его двоюродные братья: Мстислав Романович Киевский и Владимир Рюрикович Смоленский. Словом, всем им было куда ехать, а Вячко…

Да и потом тоже как-то глупо все получалось, начиная с бездумной лобовой атаки на малочисленное воинство Константина и заканчивая бесплодными усилиями взять Ростиславль.

Попытка хитростью выманить рязанского князя из осажденного града вроде бы почти удалась, но то-то и оно, что почти. А на войне, как и в постели, «почти» в зачет не идет. Это тебе любая баба может поведать, глаза от смущения потупив.

А уж когда они в чистом поле со свежеприбывшими рязанскими полками столкнулись, тут и вовсе ясно стало — все, приехали. Дальше ходу не будет.