Красные курганы

— Я отдам тебе Гернике целиком, хотя по договору ордену из него причитается всего треть, — решительно заявил епископ. — Но ты взамен выделишь мне для взятия Кукейноса треть своих воинов. Моих пилигримов в этом году прибыло недостаточно — король Вальдемар повелел удерживать паломников, не пуская их сюда.

Магистр почесал в затылке. Вроде бы на сей раз все честно, и отец Альберт, вопреки обыкновению, надувать орден не собирается.

— И когда выступаем? — деловито осведомился он.

— Я думаю, что не ранее как через две недели.

— А не поздно? Не забывай, святой отец, что на носу весна. Если она в этом году наступит рано, то мы можем и не успеть.

— За неделю полки рязанского князя не успеют уйти далеко и могут вернуться, — пояснил отец Альберт. — А вот через две они отойдут на изрядное расстояние и даже если вернутся, то попадут как раз в весеннюю распутицу. Qui quae vult dicit, quae non audiet.[103] Да ведь ты и сам говорил, что тебе нужно лишь два-три дня, — напомнил епископ.

— Ну, говорил, — смущенно протянул Волквин. — Но о Гернике, а не о Полоцке. Кстати, мы еще не поделили его, — напомнил он.

— Так его все равно придется отдать, — пожал плечами епископ.

— А если нет?

— Тогда… пополам, — решительно произнес отец Альберт. — Как видишь, я тебе постоянно уступаю. Не стыдно тебе грабить нищего служителя бога?

Волквин поднялся, молча смерил взглядом епископа, оставшегося сидеть в своем уютном кресле, и отчеканил, сардонически усмехаясь:

— Нищего слугу — стыдно, а вот тебя — нет.

— Мы разберемся с тобой позже, — почти беззвучно, одними губами прошептал отец Альберт в спину магистру, уходящему из его покоев. — Забыл ты судьбу несчастного Винно фон Рорбаха, как есть забыл. Скажи спасибо рязанскому князю, а то и для тебя нашелся бы еще один Викберт.[104]

Он еще немного посидел в кресле, собираясь с мыслями, и даже поежился, подумав о предстоящем путешествии по морозу, под завывание холодного леденящего ветра, от коварных порывов которого не спасают даже теплые меховые шубы.

В такую погоду и впрямь лучше всего сидеть у ярко пылающего камина, попивать подогретое слугами доброе бургундское или, на худой конец, рейнское и неспешно готовить очередную воскресную проповедь для прихожан. Но служба господу включает в себя не только преимущества, но и тяготы, о чем епископ никогда не забывал.

— Поедешь и никуда не денешься, — строго произнес он вслух, обращаясь к самому себе. — К тому же, как знать, возможно, ты сумеешь убедить схизматиков мирно покинуть Кукейнос, чтобы избежать ненужного кровопролития. Ну а если нет…

Он молитвенно сложил руки и произнес:

— Боже, прости их всех, ибо не ведают они, что творят. — И тут же позвонил в колокольчик, передав расторопному служке, чтобы тот немедленно отправлялся за Генрихом.

Писать предстояло много, а глаза епископа уже не видели вблизи так хорошо, как в молодости.

«А может, отказаться от всего этого? — мелькнула предательская мыслишка, но он тут же отогнал ее прочь. — Alea jacta est, как сказал еще великий Цезарь. Жребий и впрямь брошен, так что на сей раз мы не отступим и победим точно так же, как одержал верх над сенатом этот великий язычник».

Чтобы немного отвлечься, пока не пришел Генрих, епископ решил слегка позабавиться и заняться гаданием. Он часто поступал так, иногда еще до принятия решения, а иногда, вот как сейчас, уже после. Гадание было простым и заключалось в том, что он с зажмуренными глазами открывал библию, тыкал вслепую пальцем в страницу, после чего читал от того слова, в которое упирался его палец, до конца фразы. И не то чтобы он так уж сильно верил в это гадание. Но когда оно выпадало особо благоприятным, это придавало ему дополнительную уверенность, а если не очень, то…

Впрочем, это ведь смотря как трактовать текст. Если умеючи, то неблагоприятных предсказаний и быть-то практически не могло.

Отец Альберт закрыл глаза, сделал глубокий вдох, затаил дыхание, ощупью открыл библию и воткнул палец в желтоватый листок. Несколько секунд он помедлил в предвкушении, затем прочел: «Odor mortis».[105]

Легкий озноб пробежал по спине епископа. «А ты говорил, что неблагоприятных предсказаний не бывает, — попрекнул он себя. — Может, еще разок попробовать? Нет, нельзя. Бог говорит человеку один раз. Негоже пытаться обмануть судьбу. И потом, почему ты решил, что предсказание неблагоприятное? Ну-ка, ну-ка. Ага, ну все точно. Этот запах смерти скоро станет исходить от схизматиков, которые, согласно предсказанию, откажутся сдать город и погибнут при его обороне. Вот так вот. Легко и просто».

Но какой-то неприятный осадок на душе все равно оставался, ведь до начала гадания епископ думал не о них, а о своих людях. Следовательно, предсказание касалось именно их. Впрочем, он и тут сыскал нужный ответ: «Ну разумеется, именно его люди и будут вынуждены вдыхать некоторое время запах смерти и тления, исходящий от тел поганых схизматиков. А вот те как раз чувствовать ничего не будут, ибо к этому времени их души будут жариться в аду. Хотя…»