Красные листья

— Интересно знать, детектив, — хрипло произнес он, — как должен чувствовать себя человек, который вот так вот бесцеремонно явился и испортил людям жизнь, да кой там черт испортил, поломал их жизни. Как вам сейчас от этого — хорошо?

— Ты и понятия не имеешь об этом, парень, — проговорил Спенсер сквозь сжатые зубы, посмотрев на Джима сверху вниз. — Да если бы я захотел сломать тебе жизнь, я бы ее сломал в два счета. Понял? А так ты еще нормально проведешь свои рождественские каникулы.

Спенсер чуть не сказал ему о Натане Синклере, но потом решил не расходовать на этого типа ни грана своих усилий.

Во вторник утром Спенсер съехал со своей квартиры и снял номер в «Хановер инн». Здесь же, в одном из залов ресторана, Говард намеревался в среду устроить поминки, сразу после похорон.

Спенсер собирался остаться на похороны, а затем отправиться на Лонг-Айленд. Что-то было такое в этом совпадении, в том, что в свой последний день в Хановере Спенсер был вынужден остановиться в той же гостинице, где останавливался в свой первый день.

В номере мебели было больше, чем во всей его квартире. Из двух высоких окон открывался вид на колокольню башни Бейкер и на Дартмут-Холл. После обеда Спенсер немного вздремнул на постели королевских размеров с плетеным покрывалом-макраме. Он проснулся точно в три от звука колоколов на башне. Они играли мелодию: «Пусть идет снег, пусть идет снег, пусть идет снег».

Он выглянул из окна. Снег не шел.

Когда Спенсер вышел на улицу, было холодно, но солнечно. Он посмотрел на башню Бейкер, на ее черные стены и почувствовал укол сожаления: «Что я наделал?»

Он двинулся дальше, и боль от этого укола стала понемногу рассасываться. Он глядел на снег на крыше библиотеки Бейкер, на ее белую башню с часами, на студентов, мельтешащих вокруг Дартмут-Холла, и не чувствовал былой привязанности к Хановеру. Спенсер двигался по Норт-Мейн-стрит. Хановер казался ему сейчас чем-то вроде старой любовницы. Когда-то она была красивая, но теперь, глядя на ее лицо, он испытывал только скучное раздражение, и ничего больше. Пошло оно все к черту.

Он влез в свою «импалу». Он увидел на сиденье полицейскую переносную радиостанцию и сирену с маячком. Надо будет как-нибудь их вернуть.

Он поехал в «Красные листья». По пути Спенсер думал о том, как Кристина чуть не погибла под насыпью у водохранилища, и замедлил движение, когда проезжал мимо места, где случилась та авария. Ему сразу же засигналила ехавшая сзади машина, и он прибавил скорость, пытаясь не обращать внимания на жжение в желудке.

Спенсер проехал через Ливан и взял вправо, свернув на тихую улицу. В «Красных листьях» он бывал дважды. Оба раза чтобы привезти сбежавших из дому беременных девочек. Во всем их районе это было единственное такое место. Неудивительно, что Кристина полюбила «Красные листья».

Он вышел из машины, прошел мимо доски с названием заведения, которая была прибита к столбу, вцементированному рядом с подъездной дорожкой, и постучал в дверь. Открыла женщина. Она переадресовала его к другой женщине, а та к другой. Владелицы «Красных листьев» сегодня не было — так его проинформировали, — но, может быть, кто-нибудь другой окажется ему полезен?

Когда выяснилось, кто он такой, то его окружили воспитатели и девочки, как прихожане — пастора. Они закудахтали вокруг него, тут же сунули ему в руки чашку чая и все время прерывали его рассказ восклицаниями о том, как это невероятно, как в это невозможно поверить, как это могло случиться, потому что такого рода вещи никогда здесь не случались! Спенсеру хотелось им сказать, что такого рода вещи случаются везде.

Ему хотелось рассказать им, как много значили для Кристины «Красные листья», но он не нашел нужных слов. Заплаканные женщины сами рассказали о том, как много значила для них Кристина Ким.

«В принципе, — подумал Спенсер, — если бы никого не нашлось, тело Кристины можно было вполне отдать им. Они бы устроили ей достойные похороны».

Спенсер объяснил, что преступление скорее всего совершено на почве страсти, что та девушка, которую подозревают в убийстве, очень неуравновешенная, что уже несколько лет она терзаема ревностью и поэтому вполне могла на этой почве временно потерять рассудок. Одна из женщин заметила, что поскольку Кристина была очень красивая, то, наверное, для ревности причин было предостаточно. Спенсер нехотя с ней согласился. Потом разговор плавно перешел на обсуждение Кристины живой, и ему полегчало.

Он спросил, придут ли они завтра на похороны. Потом поинтересовался, дошло ли до них известие о том, что их заведению пожертвованы деньги.

Вперед выступила помощница владелицы приюта.

— Конечно, нам все известно, — сказала она. — Кристина была замечательная и добрая. Правда? Подумать только, она вспомнила о нас и завещала нам свои деньги! И так много.