Красные лошади (сборник)

Сон: он выходил из дома маленький, укутанный в шарф. Пахло морозом. По небу ехали автомобили и мотоциклы. Приглядевшись, он замечал, что едут они по прозрачному мосту или радуге. Мост начинался на соседней улице, совсем рядом, но он не знал, как ее отыскать. Было пустынно и ветрено. Мост или радуга опускались на том берегу широкой воды. Там в утренних золотых лучах сверкал город. Он знал: рассекают город гулкие улицы и каждая завершается широкой лестницей. Красные дворцы с золотыми крышами и высокие красные стены в нишах белые статуи. Некоторые стены были украшены многофигурными каменными картинами. Улица, лестница, площадь. Посреди площадей проливались фонтаны. Маленький, он стоял и смотрел, как проносятся по мосту или по радуге автомобили и мотоциклы, жадно втягивал морозный воздух, ноздри его слипались от холода.

Алька видел этот сон несколько раз, и всегда перед болезнью.

Под Харьковом он почувствовал, что легкие перестают работать и ослабела шея. Он попытался подняться. Солдат, что лежал рядом, возвращающийся из госпиталя фронтовой шофер с орденом и медалью, провел по его лбу шершавой ладонью.

Перемогайся. Завтра на место станем, там тебя в госпиталь определят. Во фронтовой. Тут ссадят и в тыл. Ты ж не за этим столько всего натерпелся? Ишь ты, жару нагнал Сосед ничего не спрашивал. Сразу, вглядевшись в его морщинистое, как бы вываренное лицо, покачал головой: Сирота. Из Ленинграда небось? Сейчас он сопел от сочувствия и советовал: Нерв напрягай. Нерв любую болезнь сдержит. Я знаю, я раненых много возил. Мне доктора объясняли

Алька не помнил, как эшелон стал на место, как распределяли пополнение, этого он просто не видел; он помнил только, как стоял перед грозного вида полковником и полковник, глядя на его брезентовые баретки, многопудово громыхал страшными, как трибунал, словами.

Вечером к капитану Польскому пришел солдат-ординарец, пилотка лепешкой, ремень как подпруга. Сдержанно поздоровавшись со всеми, на виду и все же как бы украдкой вынул из мешка доппаек.

Гостинец вам от товарища старшины и повара Махметдинова.

Доппаек поедали сообща. Ординарец щурил маленькие талые глаза и бормотал, подозрительно поглядывал на майоров и с особой тревогой на Альку.

Вам, товарищ капитан, привет от всего состава разведчиков. Просят вас есть побольше, чтобы быстрее на ноги встать. Вот питание прислали. Переживают

Ну, ну, не гуди, сказал ему лежачий майор. Скряга ты, Иван, и сквалыга.

Дык я что? Я за свою работу болею. Курите вы, товарищи майоры, больно много. Я вам махры принес. Знаменитая махра тютюн. Старичок один сочувственный поделился.

Откуда такая о нас забота?

Душа майор, это чтобы мы капитанские папиросы не трогали.

Ординарец Иван насупился, помолчал, пошарил глазами по углам и сказал наконец бранчливо:

У кого болезнь нутряная, тем, говорят, махра полезнее. В ней, говорят, никотину меньше. А комроты нашему, товарищу капитану Малютину, и вовсе курить нельзя с язвой.

Ишь ты, радетель, засмеялся капитан.

И все засмеялись.

Когда ординарец собрался уходить, свернул пустой мешок и пожелал капитану быстрейшего выздоровления, капитан вырвал листок из блокнота и подал ему.

Отдай писарю, пусть документы оформит. Капитан кивнул на Альку: Аллегорий. Рядовой, необученный.

Ординарец прочитал, возмущенно засопел, кажется, даже хотел записку скомкать и бросить. Лицо его вдруг стало заостренным и гневным.

Такого Швейку в нашу геройскую разведроту? Он даже всхлипнул. На что он? Через него же насквозь глядеть можно. Ни один комвзвода его не возьмет.

К сержанту Елескину, приказал капитан, легкомысленно угощая соседей Казбеком. Степан парень кроткий. На учителя чуть не выучился. Практика ему будет педагогическая.

Сержант Елескин геройский сержант. Когда же ему нянчиться? Ординарец разлепешил свою пилотку, взъерошил легкие белые волосы и ушел, возмущенный насквозь.

Явился он на следующий день, поздоровался, не глядя на Альку, и так же, не глядя, но выражая и позой, и пренебрежительными движениями снисходительность к капризам своего командира, подал Альке солдатскую книжку:

В первый взвод. К сержанту Елескину. И вдруг засмеялся с откровенной коварной радостью: Только не догнать тебе, Швейка, того первого взвода. Через два дня выступаем Придется тебе при госпитале послужить в поварятах.

Как выступаем? Капитана снесло с кровати.

По приказу. Нам писаря из штабной роты шепнули

Капитан с проклятиями выскочил из палатки. Вскоре он явился с доктором Токаревым и расстроенной медицинской сестрой.

Выписывай! кричал он. Похалатили, и довольно.

Не шуми. Я бы тебя и так и так завтра выгнал. Надоел ты мне ворчал доктор Токарев. А это что тут за самовольство?

Оба майора уже были одеты и при оружии.

Когда Алька пришел в роту, писарь Тургенев, бравый и сытый, захохотал, широко открыв рот с крупными зубами. Он тыкал в Альку зачерниленным пальцем и сипел:

Маскарад! Старшина, гляньте прислали нам Жюльетту, в Швейку переодету.

Алька уже привык к тому, что солдаты вместо Швейк говорят Швейка, теперь еще и Жюльетта.