Красные лошади (сборник)

По особой психологической причине образ строгого города, отраженного в светлых водах, всегда заслоняли в Алькиных воспоминаниях сырые захламленные дворы, запах непросыхающей штукатурки, плесени и гниющих дров. Вероятнее всего, потому, что вырастал он и его сверстники в основном не в парках, не на широких площадках и проспектах, не на гранитных набережных, но во дворах, зажатых облупленными многоэтажными стенами.

В их доме было два двора. Один довольно просторный, даже с развесистым деревом, которое жило вопреки гвоздям и ножевым ранам, другой задний, образованный глухими неоштукатуренными стенами соседних домов. Там стояли помойки и водомер, у стен были сложены доски, кирпичи, бочки с известью и гора булыжников. На заднем дворе зияла арка с закрытыми на тяжелый погнутый крюк железными воротами. Под аркой играли в орлянку, в пристенок на этой сцене Шура плясал чечетку. Руки у Шуры, всегда спрятанные в карманы брюк, были тяжелыми, с кожей какого-то каменного оттенка. Чечетку он плясал с угрожающей виртуозностью. Подражая ему, мальчишки шлифовали булыжник подошвами, ходили расхлябанно, кривили рот в брезгливой усмешке, шепелявили, щурились и безжалостно отпускали щелчки малышам. Щелчок самого Шуры, по некоторым свидетельствам, валил с ног.

В начале сентября пятиклассники Алька, Гейка и Ленька Бардаров, имевший громогласную кличку Бардадыр, пришли во Дворец культуры имени Кирова. Они стояли перед заведующим детской спортивной школы в обвисающих майках, в трусах ниже колен считалось: чем длиннее трусы, тем они футбольнее. Руки в цыпках, колени в болячках.

Выдающееся пополнение, сказал заведующий. Расслабьтесь, я ваших глаз не вижу сплошные брови В какую же секцию вы устремились?

Бокса! отпечатал за всех Ленька Бардаров. Будем Шуру лупить.

Но заведующий спортивной школой по каким-то своим соображениям записал их в гимнасты

Когда смеркалось, сержант Елескин подал команду:

Вали, Алька, за кашей. Солдат на фронте как сова: только в потемках пищу принимает. И пропел: Солнце скрылося за ели, время спать, а мы не ели

Ротная кухня потела в разбитом глинобитном сарае. Повара повыбрасывали оттуда издержавшуюся крестьянскую снасть, бережливо оставленную то ли для памяти, то ли для ремонтных целей. Все это валялось у входа, обруганное спотыкающимися разведчиками, но не сдвинутое даже на сантиметр.

Куда у солдата глаза прицелены? спросил сержант.

На врага и на кашу.

Сержант Елескин внимательно оглядел большую Алькину ложку, причмокнул завистливо:

Емкий прибор.

Ложка у Альки была гораздо больше сержантовой; покраснев, он отметил про себя это обстоятельство, но все же сдул с нее пыль и обтер, как сержант, о подол гимнастерки. Алька зачерпнул первый, круто, с горой. Сунул в рот распаренную перловку. Ложка не лезла, драла ему уголки губ. Он скусил кашу сверху, наклоняясь над ложкой и поставив под нее ладонь, чтобы на землю не просыпать. Дыхание остановилось. Зубы заныли.

Алька студил опаленный рот, часто дышал. И глядел: сержант обирал кашу с краев, понемногу; маленькая, видимо соструганная, его ложка так и мелькала. Слишком часто мелькала. Безостановочно. При этом сержант еще успевал говорить:

Гречневая каша та долго пар держит. А в пару аромат. Вот шрапнель перловка она без запаха. Пару в ней нет, она изнутри согревает.

Алька совался к своей ложке со всех сторон. Видя, как убывает в котелке каша, не щадил ошпаренного языка.

Ты помедленнее ешь, попросил он жалобным голосом.

Так уже нечего, ответил сержант Елескин, заглянув в котелок. В голосе у него было искреннее недоумение. Может, Мухаметдинов ошибся, может, не на двоих дал, а только на одного тебя?

На двоих, сказал Алька. В голосе его были слезы.

Может, паек убавили?.. Ступай на кухню, скажи сержант Елескин добавку просит.

Разыгрываешь? пробурчал Алька, но пошел. Была в словах сержанта простота.

Алька потолкался у кухни, ежась от стыда не за то, что пришел добавку просить просить ему приходилось, стыдился Алька своей жадности, своего неумения есть из одного котелка, своего недоверия к человеку, который обучает его владеть оружием. Боже мой! мысленно крикнул Алька. Откуда у меня такое взялось? Черт возьми! Ну и скотина я! Он ударил себя кулаком по лбу.

Эй, солдат, чего свой лоб не жалеешь? спросил с татарским акцентом повар.

А-а Алька рукой махнул. Сержант Елескин добавки просит.

Степка? Степке добавку надо. Такой конь. Чего ты сразу с одним котелком пришел?

В походной кухне было пусто. Кухонный наряд драил ее мочалкой. Повар открыл термос, навалил Альке в котелок каши.

Ты стюдент, что ли? Следующий раз придешь, два котелка захватывай. Степка поесть горазд

Когда Алька вернулся на задворки какого-то бывшего магазина, где располагался их первый взвод, и по голосу балалайки отыскал Степана, было уже совсем темно. Степан подал ему ложку, такую же небольшую и ловкую, как у него.