Не притворяйся. Машинисты у Пашки молодые, обученные на высших специальных курсах. А я кто есть?.. Я есть старик.
Как же вы тогда испытывать стали бы?
Дядя Федя стащил с головы пиджак. Мечтательно выставил бороду к потолку.
Сидел бы в мягком откидном кресле, обвешанный градусниками и присосками. Меня бы лимонадом поили молоденькие проводницы у Пашки все проводницы с высшим образованием. А учёные доктора с меня показания снимали бы на всех скоростях. Для кого нетрясучий транспорт? Для стариков. Которые молодые, те и на мотоциклах могут и на ракетах, а особенно хорошо на своих ногах Понял мою работу? Если я на всех режимах и при тормозе сдюжу, значит, все старики и старухи могут Пашкиным транспортом пользоваться без опасения.
Жаль, сказал Гришка. Ехали бы, чего же?
Васька вместо меня поехал.
Как?! вскричал Гришка.
Так. Ты вот знал, что он здесь обретается, а нам не сказал.
Он плохой, пробурчал Гришка.
Дядя Федя глянул на него жалостливо и снова в потолок уставился.
Ты ещё товарищей накопить не успел, тебе их не жаль пока что. А мы уже почти всех потеряли Васька был очень сильный физически, а вот становая ось у него слабая
Дядя Федя засопел простуженно. К стене отвернулся. Но вдруг вскочил с кровати, достал с печки пишущую машинку. Громко поставил её на стол.
Думаешь, я бесцельный и бесполезный пенсионер? А я вот буду литературным творчеством заниматься для пользы потомкам. Дядя Федя сел за стол, засопел немного и напечатал заглавными буквами: МЕМУАРЫ.
Гришка подумал:
Мемуары слово красивое, как цветная бумага.
Дядя Федя написал под заголовком: Воспоминание первое. И приказал Гришке:
Не дыши возле уха, воспоминания мои заглушаешь.
Гришка, естественно, удалился. Послонялся вокруг избы. Воды наносил из колодца. Увидел, что дядя Федя уже не печатает на машинке так сидит, голову рукой подперев, а глаза его беспокойные куда-то в одну точку уставились, далёкую-далёкую.
Гришка на цыпочках подошёл. Заглянул через дяди Федино плечо и прочитал, шевеля губами:
Отчётливо помню свою любимую бабушку Дарью Макарьевну. Старушка была смиренная, богомольная. Меня жалела. Но таилась в бабушке зависть скрытая печаль, которая надрывала её доброе сердце. У соседки Анфиски на божнице стояло двадцать богов, а у бабушки только три, да и те старые совсем, от ветхости почерневшие.
Замыслил я сделать бабушке благое дело, чтобы радость у неё от количества богов появилась. Именно с этого решения и начинается моя сознательная автобиография. До того проживал я почти полных пять лет, как трава-бурьян, только для собственного бессмысленного удовольствия. Потому и не запомнил я свои ранние годы.
Однажды, когда моя бабушка ушла в соседнюю деревню Казанское на богомолье, я её иконы с божницы снял. Воткнул их в грядку на огороде. Навозом полил и водой. Сижу, жду, когда ростки будут, а за ростками и много других иконок появится. Может, снаружи, как огурцы, а может, в земле, как картошка. Земля у нас плодовитая. И божья матерь, в этом я был уверен, мне с небес поможет. Думал я, как обрадуется моя бабушка Дарья Макарьевна, поскольку икон у неё будет больше, чем у заносчивой соседки Анфиски. Представил я густую толпу богов и серафимов, свежих и ярких, как цветы полевые. И тут почувствовал я удар бабушкиной палкой по голове
На этом дяди Федины мемуары обрывались.
А дальше? спросил Гришка шёпотом.
Дядя Федя голову поднял, посмотрел на него тусклым взглядом. И так же тускло ответил:
А что дальше? Когда я поправился, обрёл способность к передвижению, папаша отправил меня в Питер в обучение к своему дальнему родственнику. Бабушка моя меня на дух не хотела видеть. Какая в обучении у дальнего родственника жизнь, ты, Гришка, сам должен знать из классической литературы писателя Чехова: А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем Это, Гришка, с моей биографии написано.
Дядя Федя поднялся из-за стола. Затолкал пишущую машинку на печь, да так, словно она была в чём-то повинна.
Не по моему характеру мемуарами утешаться. Вперёд, мальчик! Дядя Федя сделал несколько физкультурных упражнений руками и поясницей. И сказал всё ещё грустным, но уже сильно окрепшим голосом: Куда дел топор? Дров пойду наколю. Когда у меня нехорошее настроение, я всегда прибегаю к помощи колки дров. Дядя Федя отыскал топор в сенях и уже с топором просунулся в комнату. Думаешь, я зажирел? Неправильно думаешь. Знаешь, что мне Пашка настоятельно поручил? Он мне сказал: Фёдор, без устали следи за нашим Гришкой. Нужно, чтобы становая ось у него была крепкая. И вообще Какая у тебя становая ось? И не ври.
Тонкая
Тогда иди бегай. Гуляй.
Уже вечер.
И вечером хорошо гулять. Вечер влияет на воображение.
Алёна Александровна Комарова , Екатерина Витальевна Козина , Екатерина Козина , Татьяна Георгиевна Коростышевская , Эльвира Суздальцева
Фантастика / Юмористическое фэнтези / Любовно-фантастические романы / Детская проза / Романы / Книги Для Детей / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Славянское фэнтези / ФэнтезиПовесть «Апрель» посвящена героической СЃСѓРґСЊР±е старшего брата Р'.В Р
Андрей Анатольевич Толоков , Валерий Дмитриевич Осипов , Евгений Иванович Замятин , Иван Никитович Шутов , Сергей Семёнович Петренко
Фантастика / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Самиздат, сетевая литература / Фэнтези / Детская проза