Красные маки

Читал я «Пору в аду» Рембо [19], все еще пытаясь представить, что творится в душе у наркомана. Конечно, теперь у меня не было стопроцентной уверенности, что Чарли как-то связана с наркотиками. Но с другой стороны, паспорт у нее утащила девица, напрямую задействованная в наркотрафике, так что полностью избавиться от подозрений я не мог. Книгу я листал, отыскивая упоминания об опиуме и о его воздействии на сознание.

Что касается Рембо… Ну, доложу я вам, это просто ноль без палочки. Даже не буду тратить время на пересказ содержания. Такую чушь мог написать любой подросток, первый раз в жизни налакавшийся забродившим сидром. Рембо так бы и лежал на дне бассейна, если б Мик его не выловил. Затем я взялся за сочинение Томаса Де Квинси «Исповедь англичанина, любителя опиума» [20].

Эту книгу я тоже был готов забросить. Прежде чем вообще появляется упоминание об опиуме, вас ждет несколько страниц пустейшего трепа. Вначале пространные воспоминания о детстве, затем он пишет о том, как отвратительно ему жилось в Лондоне, где он связался с проституткой по имени Энн. Все это не имеет никакого отношения к опиуму, но я продолжал читать в надежде, что рано или поздно он доберется до сути дела.

Наконец после нескончаемого нытья о том, как ему трудно живется (и это пишет юный джентльмен в начале девятнадцатого века, такого отправить бы на недельку в работный дом!), автор вспоминает про опиум. Один его дружок из Оксфордского университета предложил ему принять опиум от головной боли. (Оксфорд! Опять этот Оксфорд, черт, разнести бы его по кирпичикам!) Ну и пока он там учился, он стал заядлым наркоманом. Если б не такая беда, смог бы написать книжку получше.

Пока мы потели у бассейна, пришло сообщение от Бразье-Армстронга, которое так взбесило Мика, что его чуть удар не хватил. Консула, оказывается, вызвали куда-то на пару дней, но он обещал связаться с нами, как только вернется.

– Вот дерьмо! – взревел Мик.

Он натянул рубаху, шорты и нацепил свою поясную сумку.

– Это может плохо кончиться, – заметил Фил, – не надо его никуда отпускать.

– Постой! – крикнул я.

– Оставайтесь там!

Я как был – в мокрых плавках и босиком – помчался за ним к отелю.

– Я не хочу, чтоб ты скандалил в консульстве. Только все испортишь.

– Я не в консульство.

Он махнул рикше, стоявшему на другой стороне улицы.

– Куда ты?

Водитель одарил меня широкой беззубой улыбкой, пока Мик втискивал свой зад на сиденье коляски. Мик рявкнул рикше, чтобы тот трогал, и меня обдало облачком вонючего выхлопа.

Когда я вернулся к бассейну, Фил тоже был на ногах.

– Я не уверен, что ты правильно поступил, взяв с собой Мика, – произнес он. – Нам надо его как-то сдерживать.

– Сдерживать? Как ты его удержишь, Фил? Будешь читать ему вслух Библию?

Я нырнул в бассейн. На душе у меня было тревожно. С одной стороны, я боялся, что Мик сделает какую-нибудь глупость и в результате нам откажут в помощи, на которую я все еще рассчитывал. Пока от Бразье-Армстронга толку было мало, но он знал местные порядки, и у него были свои налаженные связи. С другой стороны, выходки Мика приносили результат. В конце концов, если по его милости наши отношения с консульством испортятся окончательно, его всегда можно отправить домой. Фил все еще дулся на меня, поглядывая из-под насупленных бровей, а я вытерся, заказал виски из бара и опять раскрыл Томаса Де Квинси, чтобы отвлечься немного.

Однако сделать это было непросто. Де Квинси – старомодно-витиеват, так сейчас никто не пишет.

Наверное, сегодняшний стиль так отличается от прежнего потому, что жизнь идет с другой скоростью, В те времена у них был целый день, чтобы выразить свою мысль. Может, от этого, а может, оттого, что у нас мыслей в голове меньше, но старик долго ходил вокруг да около, пока наконец не начал рассказ про опиум.

Однажды дождливым воскресным днем он по совету своего оксфордского приятеля отправился в Лондон, зашел в аптеку на Оксфорд-стрит и купил себе лаудановой настойки на шиллинг. Не могу понять, почему все время так назойливо всплывает Оксфорд; от таких совпадений поневоле становишься параноиком. Через пару страниц я выяснил, что лаудановая настойка – это опиум, разведенный на спирту; поэтому на Де Квинси она, похоже, подействовала с удвоенной силой. Помню, что здесь я остановился и посмотрел на стакан виски у меня в руке. С момента приезда в Чиангмай меня постоянно слегка подташнивало, и тут я подумал: а может, тайцы добавляют в выпивку опиум? С них станется.

Так или иначе, Квинси свою настойку выпил. Не понимаю, почему он назвал свою книгу «Исповедь англичанина, любителя опиума»? Я раньше представлял, как он прячется в темных комнатах и жует лепешки неочищенного опиума, а на самом деле он его не жевал, а пил. Это несколько сбивало с толку. Теперь я рисовал в своем воображении другую картину: Квинси, сидя перед камином, подливает себе в стакан настойку из графина. Почему бы в таком случае не назвать книгу «Исповедь английского алкоголика»? Наверно, решил, что такое название звучит хуже.