«Ты хоть понимаешь, что у меня будут проблемы из-за тебя?».
«Мне жаль. И да, я ничего не планировала. Я действительно искренне помогала вам. Слить инфу я решила уже потом. Мне тот админ сам написал, спросил, нет ли какой-нибудь инфы. Как-то так».
«Какая же ты конченная тварь».
«И я тебя чмоки чмоки. Захочешь секса — заходи. Тогда уж точно мы хорошо потрахаемся. Не пожалеешь».
Я возмущенно хмыкнул и откинул телефон на столешницу. Подойдя к окну, распахнул раму и вдохнул свежего воздуха. Он был сладко-соленый на запах. Морской. Прислушался — гула нет. Ветер шелестел листьями.
Телефон завибрировал, ознаменовав новое сообщение. Вернувшись за стол, прочитал:
«Все еще готова помочь с делом. Пиши, звони, если что», — написала София.
Отвечать не стал. С ней мне было не о чем больше говорить.
Я лег спать с мыслью, что проведенная мною работа принесет плоды и я смогу реабилитироваться перед Денисовым. Долго не мог уснуть, из головы не выходила София. Я был на нее чертовски зол. Как это тварь могла так со мной поступить?
После гипноза мне стали сниться сны про интернат.
Тот самый туалет: несколько унитазов, выставленных на всеобщее обозрение, без каких-либо кабинок, окруженные зелеными облезшими стенами. Тусклая лампа под потолком едва разгоняла мрак, а едкий запах хлорки щекотал ноздри. За мутным окном угадывалась ночь, бесконечная и неприветливая. Вода в одном из унитазов журчала без остановки, создавая навязчивый фон.
Вокруг меня собрались четверо: двое короткостриженых пацанов, пухлый пацан с наглым лицом и Гарик. Я стоял в одних трусах, потому что только что проснулся и пошел справить нужду. Эти четверо вошли следом, словно призраки, неотделимые от моей судьбы. Время после отбоя, самое страшное время в интернате, когда страх становится почти осязаемым. И тут я осознал, что это все уже происходило со мной наяву. Память почему-то решила воскресить все это во сне.
— Иди толчки драить, — сказал мне Гарик, смотря на меня своими глазами кислотно-оранжевого цвета, которые в тусклом свете лампы казались еще ярче.
— Не пойду. Уборщица пусть убирает, — ответил я, чувствуя, как голос предательски дрожит.
Гарик ухмыльнулся, и в этой ухмылке было что-то демоническое:
— А если ударить и переспросить?
— Гарик, отстань! — сказал я и попытался двинуться к выходу, но пухлый схватил меня за руку.
— Куда пошел? Мы с тобой не закончили!
Меня толкнули обратно в центр помещения, и все четверо окружили меня, как хищники, готовые к нападению.
— Ты сказал мне отстать? Отстать? — прошипел Гарик, приближаясь.
— Слышь, мужики, а давайте мы на него нассым, как на те бутсы, а? — предложил бритый и банда одобрительно закивала головами.
— Рот свой закрой! — вдруг рявкнул я, сам того не ожидая.
Все вдруг стихли. Кто-то присвистнул, удивленный моей внезапной смелостью.
— Ты на кого варежку раскрыл? — прошипел бритый, шагнул ко мне и замахнулся. Его кулак влетел мне в лицо, скулу обожгла резкая боль.
Что-то во мне сломалось, словно планка упала, и я бросился на него, влетел как таран, повалив на кафельный пол. Навалившись сверху, начал дубасить его кулаками, ладонями — как придется. Удары выходили слабыми, неумелыми, я никогда не умел драться.
В следующий миг страшный удар прилетел мне в ухо. Из глаз посыпались искры, и я повалился на бок, с оглушительным звоном в голове.
— Эй, пустышка, ты совсем берега попутал? — пробился сквозь звон в ушах голос Гарика. — Тащите его к сортиру, — скомандовал он.
Двое бритых, как безмолвные стражи, схватили меня под руки и потащили к указанному месту. Там меня подставили на колени. Гарик подняли крышку унитаза. Сильная рука схватила меня за волосы и начала опускать мою голову в унитаз. Я сопротивлялся, отчаянно упираясь руками в холодные края сортира, и на миг мне показалось, что я сумею противостоять обидчикам. Но кто-то крепко схватил меня за руки, заломил их за спину и сжал. Давление на голову усилилось, и моя голова погрузилась в унитаз.
Меня окружила тошнотворная вонь кислой мочи и затхлости. Раздался звук сработавшего смывного бачка, и вода хлынула мне на лицо, заполняя уши и ноздри. В помещении эхом разнесся гогот нескольких глоток, и мне казалось, что этот смех проникал в самую душу, оставляя та следы унижения.
— Странно, что я этого не заметил, — сказал Николай, пробегая глазами рапорт Яшина с записью о переквалификации дела. Потом присмотрелся к стертой пометке. Утром мы сидели в машине у заправки, и я решил, что был подходящий момент, чтобы поделиться своей находкой. Денисов, конечно же, злился на меня. Но вел себя сдержано.
— Предлагаю поговорить с этим Яшиным. Возможно, удастся что-нибудь узнать, — проговорил я.
— Думаешь?
— Почему бы и нет? Может, новое что-то скажет?
— Возможно. Хорошо, давай с ним поговорим. Но чуть позже.
Мы направились в отдел. Сотник курил прямо в кабинете, окруженный клубами дыма и ворохом бумаг.
— О! Какие люди! — воскликнул полицейский. — Как расследование? Есть продвижение?
— Пока что нет, — сухо ответил Денисов. Он сел за свободный стол, я устроился на стуле у стены. — Были обращения о пропаже людей?