Красные нити

Я посмотрела Локтева, затем перевела взгляд на Голубева.

— Что? Тебя замучила задетая гордость?

— Лазовская, — опустив взгляд, проговорил Локтев. — Мы совсем не понимаем, о чем ты вообще говоришь…

— О том, что вы совершили нападение на учителя по геометрии.

Толик Голубев вздрогнул, поднял на меня взгляд, затем посмотрел на друга, и тут же уткнулся в книжку.

— Ника… — явно стараясь совладать с собственным волнением, произнес Гриша Локтев. — Мы даже не знаем, где он живет…

— Гриша, — я наклонилась к нему чуть ниже. — Я узнала твой голос. И его тоже.

Я кивнула на Толика.

Парни снова переглянулись.

— Что вы вообще там с Логиновой забыли?! — вдруг проворчал Толик Голубев.

— И откуда у твоей подруги пушка? — не выдержал Локтев. — Мы в тот раз чуть не обделались…

— Кстати, да.

— Это всё не имеет значения, — качнула я головой. — Важно, что совершили покушение на…

— Да тихо ты! — шикнул на меня Локтев, и испуганно глянул за мою спину. — Ни на кого мы не покушались! Поняла? Мы просто это… припугнуть хотели… Ну, чтобы он это…

— Не борзел, — обиженно проворчал Толик Голубев.

Я с осуждением и печальным сочувствием смотрела на них.

— Ой, Лазовская, давай только без вот этого твоего знаменитого укоряющего взгляда! — развел руками Локтев. — Мы ж ничего ему не сделали!

Я хотела было ответить, что они ничего не успели сделать, потому что наше с Лерой и Лёвой появление им помешало. Но, тут в класс вошла запыхавшаяся Лидия Владиславовна.

Я оглянулась на неё, и поспешила к своему месту.

Не нужно давать учительнице по литературе шанс лишний раз сорваться на мне. Шилова Лидия Владиславовна (у нас классе, да и во всей школе её звали по бандитской кличке, связанной с её фамилией) относилась к тому числу преподавателей, с которыми у меня были натянутые отношения. Мало того, что Лидия Владиславовна плотно дружила с Кобякиным Павлом Валентиновичем, так она до сих пор не может мне простить неуважительного отношения к русским писателям-классикам. А всё из-за того, что я пару раз негативно высказалась об «Анне Карениной» и «Тихом доне».

Я всего лишь высказала свое мнение о романах. Откуда же мне было знать, что это мнение просто обязано было быть исключительно позитивным. А я имела неосторожность крайне не лестно отозваться и об этих книгах, и о других произведениях русской литературы. Плюс ко всему, что вообще сыграло роль масла в костре, я сравнила русскую и французскую классику. Сравнение вышло не в пользу первой.

И что тут начало-ось… За оставшиеся десять минут урока меня заклеймили «польской интервенткой», «русофобкой», и даже вспомнили мне поляков в рядах вермахта. Я ещё, на свою беду, на последнее обвинение ответила упоминанием генерала Власова и печально известных РОНА.

В итоге мне влепили две двойки (две двойки за один урок, Карл!) в дневник, и жирнючую такую двойку (учительница её несколько раз остервенением обвела) в журнале.

— Всем добрый день, — привычным властным голосом произнесла Лидия Владиславовна, поставив свою сумку на наш стол.

— Добрый день, — ленивым и нестройным хором поздоровался наш класс.

Я скосила глаза на пустующее место возле себя.

— «Лера, — мысленно с досадой простонала я. — У нас же сегодня контрольная!..»

Я почти не сомневалась, что моя лучшая подруга об этом забыла, и решила сегодня утречком выспаться за счет парочки первых уроков. Отлично. А отдуваться мне придется за нас двоих. Потому что, большинство учителей почему-то искренне считают, что я могу повлиять на Лерку, и просто не хочу. А если не могу, то, по их мнению, нечего и дружить с «троичницей, прогульщицей и совершенно не управляемой дикаркой».

После звонка Лидия Владиславовна подняла весь класс, и заставила всех отвечать на вопросы относительно «Бедной Лизы». Шилова обожала устраивать такие вот летучки, задавая вопросы наугад разным ученикам. В этот раз пятеро учеников нашего класса схлопотали двойки в дневники.

Когда все сели, Лидия Владиславовна с издевательской торжественностью объявила:

— А теперь, нас порадует своими широкими познаниями в литературе непревзойденный специалист и опытный литературный критик…

Я закрыла глаза, и обреченно опустила голову.

— Лазовская! — со предвкушением произнесла Шилова. — Расскажи-ка нам всем о характере Эраста, и его любви к Лизе…

В общем урок литературы прошел не слишком спокойно, но довольно успешно. Хотя, могло быть и лучше. Контрольную я написала хорошо, но уверена, что Шило, как обычно снизит мне оценку. За Леру, в частности. А также за Льва Толстого, за Чехова, за Шолохова и многих других, «попранных» мною писателей.

Следующим уроком у нас была геометрия. И перемена оказалась слишком короткой, чтобы я успела еще раз переговорить с парнями. И убедить больше не делать таких опасных глупостей. Но я не успела.

Порывистой походкой, глядя вперед исподлобья, в класс буквально ворвался Исидор Игоревич.

Как только он вошел, я ощутила, как мгновенно усилилась пляшущая на сердце тревога. Как чувство опасности медленно, но жестко затянуло узлы на горле, животе и в груди.

Раскрыв тетрадь по геометрии, я украдкой наблюдала за учителем.