Красные облака. Шапка, закинутая в небо

Нодар уже виделся с Джабой после возвращения из экспедиции С Гурамом и Дуданой Джаба еще не встречался. Женские каблуки равномерно, как часы, отстукивают на железных ступеньках оставшиеся до встречи секунды. Джаба растерян. Он не знает, как себя вести: устремиться навстречу с приветственным возгласом или оставаться на месте и хранить молчание. (Дудана подает ему руку, Дудана целует его, Дудана похудела, Дудана красит губы, Дудана забыла о Джабе, он для Дуданы ничего не значит. Ему все показалось… «Я должна скоро уйти», — говорит Дудана…)

Появляется Гурам. У него тоже по две бутылки шампанского в каждой руке.

— На лестнице мужчина должен идти впереди. Поздравляю! — Он целует Джабу. — Хотя ты этого не заслуживаешь. Почему не приехал?

За спиной у Гурама стоит Дудана. В эту минуту все ее внимание обращено на Джабу. В эту минуту белозубая, сверкающая улыбка Дуданы принадлежит только ему. В глубине зрачков Дуданы взрываются маленькие мины — и весь их жар и свет изливаются на него одного.

Она поздравляет Джабу с днем рождения и неловко сует ему в руку что-то твердое и плоское.

— Напрасно беспокоилась! — У Джабы пересыхает во рту, он машинально сует подарок в карман брюк и только потом догадывается, что это металлический портсигар.

— Какой роскошный стол! Ты больше никого не ждешь, Джаба?

— Никого. Давайте садиться.

Нино не сводит глаз с Дуданы. На лице у нее играет блаженная улыбка.

— Как вы сумели добраться сухими? — спрашивает она.

— Наверно, приехали на машине… Это Лиана, мы вместе работаем. Познакомьтесь! — говорит Джаба нетвердым голосом.

Нодар садится за пианино, откидывает крышку и наигрывает какую-то песенку.

— Вспоминаешь, Джаба? — спрашивает он, не оборачиваясь.

— Вспоминаю, только сейчас не время…

— Но я правильно играю?

— Даже сам автор пришел бы в восторг, — хихикает Гурам.

— Ты-то что понимаешь! — отмахивается от него Нодар.

— Что слышу, то и понимаю.

— Нодар очень музыкален, — объявляет Дудана.

Нодара как бы обессиливает ее внимание. Он перестает играть и отходит от пианино.

Гурам, заложив руки в карманы, вытягивается с вызывающим видом перед Джабой и показывает взглядом на Дудану:

— Ты что не возвращаешь этой барышне ее жакет? Из-за тебя она мерзла в деревне! Решил сохранить вещицу на память?

— Это неплохая мысль, — Джаба старается не раздражаться.

— Я и не помнила об этом жакете! — смеется Дудана.

Джаба замечает, как рождается и растет в глазах матери новая мысль — глаза расширяются, не вмещая нежданную радость. Нино виновато смотрит на сына, взглядом просит у него прощения.

— Ах, да, кстати, Джаба, новость… Какая новость! — восклицает Дудана. — Я совсем было забыла… Старик ожил, ты знаешь, пришел в себя! — Дудана подбегает к Джабе, останавливается перед ним с возбужденным видом и, словно позабыв по пути все, что хотела сказать, молчит, растерянно ищет слова.

— Может, нам всем выйти? — говорит Гурам.

— Мой старик, Джаба, помнишь, больной, полумертвый старик… Ожил, понимаешь, воскрес! Хорошо, что я не ночевала там вчера, а то бы умерла со страху… Сегодня утром зашла к нему Лида, она всегда заходила к нему перед тем, как уйти в больницу… Ты помнишь Лиду, соседку? Так вот, она вошла и чуть не упала в обморок: старик ей улыбался… И даже засмеялся — не бойся, говорит, Лида, я жив. Лида выскочила с криком из комнаты, объявила всем соседям… Позвонили в больницу, приехали сразу два профессора и еще много врачей — сказали, что очень, очень редкий случай. А потом предупредили всех соседей… Какая удивительная история, правда, Джаба? Бедный старик! — На лбу, на щеках, вокруг глаз Дуданы появляются предательские морщины, она готова заплакать. — Предупредили всех, чтобы никто ничего не объяснял старику, врач сам ему все скажет. И теперь у нас дежурят врачи, чтобы никто не проболтался старику, он ведь не знает, что спал два месяца, и это может на него плохо подействовать. Бедняга думает, что заснул накануне вечером, сказал: «Хорошо, что вчера на похоронах нас не застиг дождь». У него умерла жена два месяца назад, вечером после похорон это с ним и случилось… Представляешь себе, Джаба? Я так рада, так рада…

— Да, но почему ты мне не рассказала? — говорит с упреком Гурам.

— Я же говорю — забыла совсем… Да ты и не знал этого старика.

— А с Джабой старик имел честь быть знакомым?

— Об этом человеке я читал месяц тому назад в газетах, — вспоминает Нодар.

Джаба говорит на ухо Дудане:

— А знаешь, ведь этого старика вылечил дядя Бенедикт.

Он улыбается. Дудана смотрит на него с недоумением.

— Да, да, его воскресили ты и твои подруги. Ваше присутствие, ваш смех, песни… Уверяю тебя!

— Садитесь за стол, дети! За разговорами не мудрено и проголодаться.

— Давайте в самом деле за стол, а то Нодар уже все подчистил, — Гурам садится первый, — Кто поменьше ростом — с той стороны, а кто повыше — со мной, чтобы во время тостов, вставая с места, не стукаться о потолок.

Но все уже заняли места — справа от Гурама Лиана, слева Джаба, против них Нодар и Дудана.