Красные огурцы

— Дождешься, не дождешься… — не дал ей ответить Антон. — Давай ты сначала съездишь на опасное задание, проявишь себя героем, закроешь кого‑нибудь своим телом… А там посмотрим. Иди уже, командир ждет!

Андрей неловко обнял Дуню, отдал честь, подхватил гитару и скрылся в автобусе.

— Вот и славно, — сказал Антон, махая ему вслед, — а то придумали тоже — все бросить и пожениться.

— А что дальше, Антон? — спросила Дуня.

— Вы голодные? — вступила в разговор мама.

— Честно говоря… — начал Антон.

Тут в двадцати шагах от них затормозил черный внедорожник, из которого выскочил Аслан.

— Черт! — воскликнул Антон. — Черт! Мама! Это Дуня!

— Ты уже в третий раз мне это говоришь. Он почему‑то считает меня умственно отсталой…

— Мама! Я сейчас уеду, но скоро вернусь. Возьми Дуню к себе, она сирота, ей негде жить, я потом все объясню!

Отряд уже погрузился в автобус, двери закрылись. Аслан огляделся, увидел Антона и достал пистолет.

— Дуня! Это моя мама! — закричал Антон, подбегая к закрытым дверям автобуса и начиная них барабанить. — Откройте! Я передумал! Я тоже хочу на задание! Дуня, побудь у мамы, дождись меня!

Двери с шипением открылись. Антон занес ногу на ступеньку, но развернулся, подбежал к Дуне, поцеловал, схватил прялку и ринулся обратно к автобусу.

— Котлеты! Ты забыл котлеты!

Мама успела подскочить и кинуть внутрь пакет, когда двери уже закрывались. В эту же секунду к автобусу подбежал разъяренный Аслан.

— Открывай, свинья! — закричал он и стал пинать двери ногами.

— Молодой человек, — строго сказала мама, — держите себя в руках.

— Извините, — сказал Аслан. — Не могу держать. Собака! Выходи!

Антон с тревогой наблюдал за беснующимся Асланом из безопасного салона.

— Кто это там колотится? — поинтересовался Николаич, глядя в окно.

— А это… это мой друг, — объяснил Антон, пытаясь отдышаться.

— Может, выйти поговорить?

— Не надо! Он просто пришел меня провожать и… не хочет, чтобы я уезжал.

— Бывает, — миролюбиво согласился командир. — Всех нас кто‑то ждет дома…

39

Президент России вернулся в свою спальню со смешанным чувством бешенства и облегчения. Пижама так и осталась валяться на полу, секретная ниша в книжном стеллаже стояла открытой. Он вспомнил, как бежал отсюда три часа назад и те мысли, которые тогда явились ему.

«Грешник я, — думал президент, снимая пуленепробиваемый костюм и вешая его обратно в нишу, — старый грешник». После долгих лет стабильного правления, после всех исторических дел, которые он совершил, быть изгнанником оказалось еще во сто крат хуже, чем он представлял. А если бы это недоразумение оказалось правдой? Что, если бы действительно пришлось бежать? Неприятный холодок прокатился по голой спине, и он поспешил натянуть пижаму. Нет, надо что‑то менять. Нельзя жить под дамокловым мечом. Свершений уже не хотелось, азарт внешне— и внутриполитической борьбы давно иссяк. Он давно уже всем все доказал. Хотелось только одного — покоя. Надо что‑то менять… А как тут поменяешь? Только уйдешь — и эти вурдалаки перегрызутся между собой и снова кинут Россию‑матушку в пучину кровавой междоусобицы. Он всегда представлял Россию именно в образе матери, настоящей пожилой женщины, еще крепкой, но такой беспомощной без его сыновней заботы.

Спать не хотелось. Токмаков сообщил, что отряд спецназа «Тюлень» справился с внештатной ситуацией. По уму, надо было бы сейчас же поднять на ноги всех бездельников в погонах и собрать экстренное совещание, устроить им разнос… В общем, опять работать. А работать не хотелось. Хотелось покоя. Завтра, решил президент, займемся этим завтра.

Он взял с рояля брошеный том Аркадия Гайдара, залез в постель, открыл его наугад и начал читать: «Вот лежу я днем в лазарете. Грудь у меня немного прострелена. И плечо болит: когда с коня падал, о камень ударился. Приходит ко мне мой командир эскадрона и говорит…»

Автобус шел по МКАДу, бойцы дремали. Антон сидел, задумчиво крутил колесо прялки, смотрел на пробегающие мимо фонари, жевал котлету и думал о Дуне. Он представлял ее вначале в сарафане с собранными в пучок волосами, потом в белой блузке и мини‑юбке, как она неловко ходит на каблуках, потом в дурацкой шапке с рогами… Хотелось, чтобы она была рядом и смешно хмурила свой маленький нос, как она делала, когда сердилась. Фонари кончились, автобус нырнул в темноту, и Антон подумал, что опять не знает, куда едет. Задание с каким‑то кодом. Видимо, остальные бойцы знали код, но спрашивать было неудобно. В конце концов, какая разница — главное, что он успел вскочить в автобус, который, к счастью, увозил его подальше от Аслана и, к сожалению, подальше от Дуни.

Снова показались фонари, автобус пару раз остановился перед шлагбаумами и затормозил на взлетном поле. Бойцы зашевелились, защелкали застежки шлемов и замки бронежилетов. Без слов и даже почти без звуков отряд вылез из автобуса, построился на взлетной полосе перед большим зеленым самолетом рубленых очертаний. Проведя перекличку, Николаич приказал садиться на борт.