Красные Орлы

Гусанов внимательно смотрел на Машку и диву давался:

– Откуда ты умная такая выискалась, а? Сама дотумкала или научил кто?

– Отец. Своего ума у меня еще с гулькин хер, а вот его слова накрепко помню тем и живу.

– Нд-а-а-а… Вон ты какая, Заноза.

– Какая есть. Спрашивать буду строго. Это тебе на заметку. А что с фабрики тогда погнала, так это моя обязанность. Погнала по праву.

– Соглашайся, Игорь, – жена Гусанова, Вера, разумеется, подслушивала, а теперь и сама на крыльце показалась. – Хоть один человек понял, что не ты виноват, а Самойлов козлина! Спасибо, Марья Сергевна. Мы тебе еще аукнемся по добру.

– Подумайте, решите. Ответ надо дать к среде. Дел много, – и ушла, попрощавшись.

Вот с тем известием жена Гусанова и разлилась соловьем по Орлам, поддержала, так сказать, Марусино реноме. А тут заметили еще, что Кан сдружилась с Алёнкой Рябининой, Мазур за ней хвостом таскается, близняхи вокруг вьются. Считай, что банду сколотила Заноза, а значит, окопалась и приживается. Свет дала, фабрику налаживает, так чего ж еще? Плюсом идут бесплатные концерты с Волоховым. Короче, полный набор радости для орловских жителей.

У Машкиного дома посидели еще, «погрохотали» весело и спать ушли. А утро выдалось до того славное, что Машка просто не смогла дома усидеть. Раненько, в половине шестого, когда коровок уже повели на Козий Луг, Машка решила, что надо на пробежку пойти. В городе она бегала по утрам, а тут все недосуг было. А вчера Гора сказал ей, что вокруг Орлов, прямо по берегам Краснухи дорожка протоптана. Бегают и они с Жорой, и брат Еленкин, и Волохов. Еще две девчульки с Речной. Правда, в разное время и не всякий день.

Машка надела треники, майку и кроссы, выскочила на волю и припустила «посолонь» Свияжской к Ленина. Там сбежала пологим спуском к реке и засекла тропку: правда, протоптали спортсмены местные. И бежала вольготно, дышала полной грудью, смотрела по сторонам, пока резвые ножки отмахивали метр за метром. Правда за поворотом, после бани Зиновьевых налетела со всего маху на Мишаню. Машку даже в травку майскую снесло.

– Тебя куда против часовой стрелки несет? Бугай! – Маша испугалась, правда, не ударилась.

Мишаня поднял Машку одной рукой.

– И тебе здравствуй, Маш. Не зашиб? – Мишка в майке, спортивных штанах и навороченных кроссовках стоял над ней, даже лицо сделал немножко виноватое.

– Нет. Все в порядке. Миш, ну кто так бегает? Все по часовой двигаются, если круг.

– Откуда мне было знать? Я всегда один бегаю. Как удобно, так и двигаюсь. Давно начала?

– Минут десять.

– Ок. Давай вместе? Только не болтай, ладно? И ногами перебирай живее! Ну, готова? – Машка кивнула, и побежали оба, теперь уже грамотно, с точки зрения Маруси.

Неслись Машка резвоногая и здоровый Мишка. Солнце светит, птички поют. Петухи надрываются, куры квохчут. Коровки мычат. Речка блестит, глаз слепит, а жмуриться на нее приятно. И силы прибавляется и воли какой-то – молодой, сильной и свежей! Маша даже закричать хотела от радости, но побоялась смешить барина. А Мишка сам улыбку давил.

Приехал он вечером и засел дома. Никуда не пошел, ни с кем говорить не хотел. Не то, чтобы грустил о Марине, но четыре года из жизни выбросить тяжко. Помыкался и решил, не фиг соплями исходить и ломанулся утром на пробежку. Оно ведь как, тело работает, напрягается, а мысли дурные вылетают. Вот и побежал мысли из головы выветривать. А тут Маня: стройная, черноглазая, хвост высокий по спине болтается, кудрями хлещет. А может не все так и плохо, а?

Отмахали изрядно, умылись у Краснухи, аккурат напротив взгорка, где банька Черединцевых стояла.

– Машка, пойдем в магазин? Там с утра сырки творожные продают. Если булку белую купить, да с творогом, да с молоком, прямо кайф. Угощаю, – поржал Мишаня.

А Машка что, согласилась. Сырки за счет барина? Прекрасно. Халява, хоть и не роскошная.

– Давай.

Сказано, сделано. Накупили сырков гору, булок и два пакета молока. Машка все смеялась, что Волохову столько не слопать, а он ее взял и удивил. Один сырок прямо целиком впихнул в себя.

Устроились они на порожке администрации. А что? Солнышко и дома рядом, и вообще, благодать. Зелень кружевная на ветерке покачивается, трепещет. Легкий матерок соседей, опять таки, добавляет колориту.

– Миш, а с чего такой гвалт на селе?

– Так сажать сегодня-завтра. Инвентарь готовят. Огороды большие, семьи многолюдные. Покупают микрокультиваторы, а те за зиму либо ржавеют, либо перестают фурычить. Вот и наслаждаемся мы сейчас с тобой народным творчеством. Первый на селе Черединцев-старший. Излагает капитально. Не смейся! Это целое искусство – материться. У меня по началу глаз дергался от такого словесного потока, а потом я даже ценителем стал. Не веришь?

– Верю! – Они засмеялись и долго еще слушали высказывания соседей «промеж» себя, а потом, по мере выявления проблем технического свойства, и «промеж» других семей.