Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.)

Сегодня занята Комарихинская. Совсем рядом с ней не менее памятная для «красных орлов» станция Селянка.

Политотделу работать все труднее. Полки растянулись от Комарихинской до Добрянского завода. Отстают тыловые части. Их очень много: два ружейно-пулеметных парка, отдел снабжения, казначейство, санитарная часть с полевым госпиталем, перевязочным отрядом, военно-санитарным транспортом, аптечным магазином и т. п. Если все перечислять, страницы не хватит. Худо то, что тылам недостает транспорта,

Есть важная новость: скоро наша бригада будет иметь свой артиллерийский дивизион. Это очень кстати. Мы ведь наступаем с одной-единственной легкой батареей.

То ли дело 29-я дивизия. Там каждый полк еще летом 1918 года имел свою батарею.

Как не вспомнить боевых батарейцев полка «Красных орлов», их лихого командира товарища Лашкевича! Многим мы обязаны были батарейцам и от души любили их.

И почему так получается, о чем ни пиши, на ум идут «Красные орлы»?

12 июля. Станция Левшино

Как всегда, прежде всего о фронтовых делах. Они идут замечательно. Наши полки на подходе к Кусье-Александровскому и Архангело-Пашинскому заводам.

Поговаривают, что белые эвакуируют свои запасы, тылы и даже войска с Екатеринбургского фронта в сторону Тюмени. Вот уж и впрямь: «Лопайте пельмени и катитесь до Тюмени».

Штаб бригады через сутки двинется в Чусовской завод.

С переездом политотдела сейчас стало проще. До последнего времени строгости были невероятные. Начальник штаба бригады товарищ Мацук по секрету сообщал о намеченном пункте и времени выезда заведующему политотделом, тот — по секрету мне, я в письменном виде, секретно, под расписку — каждому заведующему отделением. А сейчас время дорого и не до секретов, без которых можно обойтись.

У меня светло и радостно на душе: Красная Армия наступает, колчаковское войско трещит по швам.

14 июля. На марше

Стучат колеса, трясется вагон. Мы едем по железной дороге в Чусовую. В эшелоне, кроме политотдела, штаб, батальон связи, санчасть.

Смотрю в окно. Знакомые места. Здесь мы воевали в прошлом году. Выбегаю на каждой остановке: Валежная, Комарихинская, разъезд у Кутамышского починка, Селянка, разъезд у Новиковки, Калино…

Сколько крови тут пролито, сколько людей погибло! Но не зря ведь. Сегодня мы мчимся вперед, полки крушат колчаковскую мразь. Заря пролетарской победы встает над землей. Нет, ни одна капля крови не пролита напрасно! Товарищи спрашивают:

— Чего переживаешь? Почему на каждой станции выпрыгиваешь?

В ответ я рассказываю о «Красных орлах». Вчера перенервничал, как никогда. Никак не мог найти свою заветную тетрадь. Туда, сюда — нигде нет. Меня бросало в холод и жар. Неужто думы, записанные под гром орудий и треск пулеметов, потеряны навсегда? Неужто дневник попал в чьи-нибудь чужие руки?

Крепко я был наказан за свою небрежность: тетрадь спокойно лежала в чемодане одного из политотдельцев, куда она попала совершенно случайно…

Не могу не записать очень важные новости. Я узнал их лишь вчера. Мой отец, о котором я столько времени ничего не слыхал, жив. Сидит в Екатеринбургской тюрьме. Жив и дядя Сережа, схваченный в тот же июльский день восемнадцатого года отрядом белых бандитов.

Многие из арестованных вырвались на свободу. Но другие по-прежнему в тюрьмах. В том числе Фрол Васильевич Калистратов и Сергей Викулович Пшеницын.

Все это рассказал один из пленных, мой земляк. Пленных было более шестисот человек. Но я упорно искал кого-нибудь из Зырянской волости. И нашел.

От этого же пленного узнал, что моя мама здорова. Народ ее не дает в обиду.

Какое счастье после стольких тревог узнать, что родители живы! Последнее время меня особенно беспокоила судьба матери. Я боялся, не глумятся ли белогвардейцы над нашей семьей.

Когда пленный сказал: «Твоя мамаша жива», я почувствовал, как бешено застучало сердце и мне захотелось побыть одному. Как дороги мне отец и мама! Исподволь мечтал я все эти месяцы о встрече с ними. Отныне уверовал: такая встреча, состоится!

15 июля. Завод Чусовской

Не могу забыть вчерашнюю ночь.

Поезд шел вдоль реки, которая сверкала серебром, переливалась в свете луны. Тихо-тихо притаились ракиты и кусты. Небо на западе еще хранило отблеск закатившегося солнца.

Поезд мчал, рассекая могучей грудью тишину. И сердце рвалось вдаль. Куда? К хорошему и светлому, которое, я верю, ждет впереди.

На душе было немного грустно. Я бы сказал, печальная радость владела мной. Наверное, слишком много трудного изведал я, чтобы отдаться целиком радостному чувству…

Сегодня прибыли в Чусовской завод. Весь день в напряженной работе. Только сейчас, поздно вечером, усталый добрался до квартиры.

Сделал эту короткую запись и ложусь спать.

16 июля. Завод Чусовской

Вот и я дожил до своего девятнадцатилетия. Пошел двадцатый год.

Мне раньше думалось, что после девятнадцати кончается молодость и юность. Кажется мне это и теперь. Поэтому сегодняшний день рождения мне не особенно нравится, и я никому не сказал о нем, не хотелось праздновать.