Красные озера

– Да, у нас было такое, что хоть земля огнем гори, лишь бы дома не попало. В общем, поплыли мы обратно, и вдруг такой ливень пошел! Еще и с грозой! Молнии били чуть ли не каждые пять минут, и понятно, что где-то вдалеке, а чувство такое, будто прямо под ухом бьют. И холодно так, мы продрогли до костей! Я смотрю – берег-то далеко, а в лодке ужо воды до середины, она проседает вглубь реки, вот еще малеха, и за борта литься начнет. Я гребу, гребу, гребу, пальцы в кровь стер! Ребята тоже не отстают, а движемся все равно медленно, тонем. Кто-то воду начал вычерпывать, дрожим все, кричим чего-то! Ну, доплыли, как иначе. Еще так этим гордились! Считай, из передряги целехонькие выбрались! Но отец тогда меня сильно выпорол, конечно.

Старик перевел дыхание, безучастно поглядел в потолок, потом улыбнулся с какой-то особенной тоской и сказал:

– А в семнадцать лет влюбился же я! Ага! Ой, красивая была деваха! – Матвей здоровой рукой изобразил в воздухе очертания женского тела, взглянул на Ирину и вдруг смутился. – Да, почитай, как ты. И глазища пронзительные такие! Синие, а если под другим углом глянуть, то вроде как серые. Нина. Нина ее звали.

– Чего ж не женился, дед Матвей? – поинтересовалась Ира и подмигнула.

– Да не судьба была, видно. Не судьба. Вышло там.., – он осекся и не пояснил, что же там такое вышло. Проглотил комок, вставший поперек горла, поджал губы и некоторое время лежал молча. Дыхание у него стало тяжелое, в уголках глаз скопилась влага, но слезы не полились. Успокоившись, старик продолжил: – Да не беда, что не женился. Потом умерла бабушка, я и уехал в соседнюю деревню, побольше. Вроде как жизнь новую начинать, вон как Андрей наш. А в деревне той пшеница сгорела, буквально дня через три. У всех паника такая, ага! Жрать-то что? Что-то можно и по округе насобирать, а все равно не прожить.

И тут я, знаешь, смекнул, что зерно-то под оболочкой, так оно, может, и не все порченое. Ну и говорю тогдашнему председателю – надо, мол, перебрать горелый урожай, авось, что полезное осталось. Он меня на смех, да я с несколькими мужиками договорился, засели мы в амбаре и давай в золе копаться. Какие зерна не совсем уголь – откладывали, чтоб в производство пустить. Хлеб-то у нас вышел с привкусом сажи, серенький, хоть и из пшеницы. Зато зиму пережили.

А по весне наверху кто-то прознал про нашу историю, и председателя выгнали в шею, а меня, получается, на его место. А мне ж девятнадцать лет всего! Почитай, самый молодой председатель в области. Ответственность какая! И приказ дали – для нужд страны урожай повышать. Но мы с этим быстро справились! Люди потому что были сильные, отзывчивые. Хорошие, одним словом, люди. Ну и меня стали ужо в разные места направлять на три, на четыре года, показатели увеличивать. Однажды под моим началом даже от потопа посевы спасли! Мне тогда награду и дали.

– У вас, оказывается, такая счастливая жизнь была! – воодушевленно воскликнула Ирина. – Я ведь и не знала даже…

Старик неуверенно пожал плечами и ответил:

– Да нет, не помню, чтобы в жизни особо счастье было. Разве что когда бабушка конфетами угощала. Или когда родители не били – тогда ведь жестко воспитывали, не то, что нынче. В юности, помню, было счастье, когда влюбился, но так недолго. Потом как-то завертелось, но ужо без счастья. Работали мы много, не до него было, ага. А последние десять лет, знаешь, покой пришел. Вот когда живой – и хорошо, – Матвей выдержал небольшую паузу. – А теперь что-то беспокоиться начал. Гляжу вот – ничего не успел! Жены нет, детей нет. Судьба моя такая, наверно. Думаю, дерево посажу.

– Зачем? – Ира рассмеялась. – По старой поговорке, что ли? Про сына, дом и дерево?

– Не, – глухо сказал Матвей. – Просто дерево – оно, понимаешь, живет долго. Я умру, а оно жить будет.

– Ты не хорони себя раньше срока. Ты после инсульта на ноги встал! Еще и рука правая нормально двигаться будет!

– Я и не хороню, – отозвался старик и добавил с какой-то детской интонацией: – У меня юбилей скоро, мне нельзя помирать.

Он попросил чаю, но, пока Ирина копошилась на кухне, уснул крепким, глубоким сном. Женщина заботливо накрыла его одеялом и заперлась в своей комнате.

Глава тридцать вторая. Беседа со священником

В последних числах мая Радлов привез наконец отца Павла.

К тому времени уже разыгралось лето, и селение окутало удушливым теплом. Жители спасались от жары в домах, открывая настежь окна и двери. Сквозняк нагонял в комнаты черную пыль, и со временем к рамам начали крепить куски марли, но это не очень помогало. У берегов озера и по краям ставков пробилась трава, хилая и желтая от ядов, пропитавших почву. Взошла и пшеница – белесая, но, кажется, вполне жизнеспособная. По-прежнему гудел завод, по-прежнему рабочие вгрызались в разрушенный склон на окраине, выворачивали грунт наизнанку и добывали руду. Листвы больше так и не появилось, и вместо деревьев над болотами произрастали скелеты.