Красные озера

– Как будто кто-то чего-то доброго от него ждал, – Лука рассмеялся.

– На сей раз хуже всё. Вон, накануне юбилея деда Матвея, Царство ему небесное, бригадир у нас сбежал…

– Ты рассказывал, – перебил Лука. – Уж полтора месяца прошло, зачем ворошить.

– А ты дальше слушай. Все эти полтора месяца рабочие нормально справлялись, без всякого надзора – чего ж не справляться, коли платят исправно. Да тут переполох вышел. Мы ведь думали, он на север подался. А недавно его бродяги какие-то в лесополосе, в болоте, нашли. Не знаю, сам утоп или… – Петр задумался на мгновение, тяжело сглотнул, от нервов, и продолжил: – В общем, как производство открыли у нас, людей перемерла тьма. Нехорошо это. И очень страшно, если честно. Вчера двое рабочих уехали, остальные не хотят выходить. И мне вчера уведомление было, чтобы я на вторую ставку взял управление добычей на себя.

– Конечно, когда человек умирает – это всегда плохо. Но тебе-то денег больше, сейчас у всех вроде туго.

– Да не в деньгах же дело. Неловко как-то на месте покойника. Я сегодня к семье его ездил, объяснял. У него дочке лет одиннадцать. Ревела очень сильно! И жена стоит, двинуться не смеет, лицо позеленело все от переживаний! И слова не идут. Молчит, на меня таращится. Зарплата у нее нищенская, а компенсаций им не положено, не на производстве же умер. Дадут, конечно, пенсию по потере кормильца. Да там жилье съемное, муж с оклада оплачивал каждый месяц, и пенсия эта даже стоимость квартиры не покроет. Помочь бы им… а ведь и самому деньги нужны. Не знаю, я, наверное, эту вторую ставку им отправлять буду. Не знаю. Девочку жалко, папу потерять в одиннадцать лет! Не знаю… ничего не знаю.

Радлов протер вспотевший от напряжения лоб и погрузился в тягостное молчание. Сидел, сгорбившись, минуты три, потом резко откинулся назад и начал о другом:

– А еще второе уведомление пришло! Если хорошенько подумать, то хуже первого. Про дом Матвея.

– И что там? Ира вроде законно живет.

– Ну, видимо, уже нет. Помнишь, приезжал племянник матвеевский, нахальный такой? У Ириной матери еще все разузнал, а та тоже, стерва, взяла и всю необходимую информацию рассказала, даже документы скопировать позволила. Ума не приложу, как можно настолько собственную дочь невзлюбить!

– У моралистов мораль всегда на первом месте. Родственники идут в счет, только если ей соответствуют, – спокойно прокомментировал Лука.

– Может, ты и прав. Смысл в том, что этот хмырь через суд хотел завещание оспорить. Видимо, выгорело у него это дело, потому что в уведомлении четко указано, что дом следует выкупать у него, а не у Ирки.

– Как вообще можно оспорить, если покойный уже все решил?

– Да можно. Матвей ведь завещание сделал после инсульта. Вот и напишут посмертную экспертизу, мол, были задеты обширные участки мозга, и старик-де не отвечал за свои действия. Признают недееспособным, завещание тут же потеряет силу. И наследовать смогут только родственники, то есть племянник как раз.

– С чего же они так напишут? Дед до самой смерти прекрасно соображал.

– А ты пойди докажи им! Этот племяш – чиновник из городской администрации. И вроде, знаешь, небольшой у него чин-то, да ведь мог связями хорошими обрасти. Кем именно трудится – не знаю. Я ведь, как здесь засел, почти все полезные знакомства растерял, не могу до бесконечности справки наводить.

– Получается, Ира опять к братцу пойдет?

– Получается, так. Если деньги свои у матери не заберет. К нам-то не могу позвать, Тома ее органически не переваривает.

– У меня комната свободная, – Лука указал на дверь. – Ты ей скажи, пусть ко мне переезжает.

– Я передам, как случай представится. Да разве ж она согласится в комнате Ильи жить? Она так переживала, когда узнала, что он у… – Радлов осекся. Зрачки его расширились от испуга, и он сказал с виноватой интонацией: – Ты прости, я… не хотел.

– Ничего. Я знаю, что он умер, – Лука судорожно подскочил, отыскал в кармане таблетки и проглотил одну, потом повторил тише: – Знаю.

– Не увлекайся особо, – предостерег Петр, настороженно рассматривая сжатую в руке обувщика упаковку лекарства. – Их по режиму надо.

– Просто плывет иногда, – Лука поморщился, крепко зажмурил глаза и просидел так довольно долго, продолжая говорить: – Плывет что-то в боковом зрении. Как будто прорваться хочет, да не может. Я и пью. Голова кружится из-за этого, зато… ничего не прорывается. Ну вот, – открыл глаза. – Теперь все хорошо.

Радлов сочувственно похлопал его по плечу, посидел еще минут десять и засобирался домой, опасаясь, как бы жена не потеряла.

На улице было холодно. По крышам домов распласталась густая темень. Где-то в темноте поскуливала собака.

3