Красные озера

«Нехорошо», – мысленно повторила Ира, потеряла вдруг всякий интерес к сомнительному предприятию, махнула рукой и сказала:

– Делайте, как знаете…

По дороге на кладбище ей и вовсе сделалось нестерпимо стыдно, и она порывалась несколько раз сбежать, но Шалый ловил ее, вел силком и грозил расправой, так что могилу в итоге показать пришлось.

Сразу после этого, не желая наблюдать за дальнейшим развитием событий, она отправилась домой. Сознание ее плыло, мутилось, обращаясь каким-то маревом, и на фоне этого марева выделялся только один вопрос, обращенный к себе самой – как можно было согласиться помогать брату, еще и в таком отвратительном деле? Ирина успокаивала себя тем, что рассудок ее помутился от горя и гнева – так было проще, чем признать, что гнилую сердцевину от отца унаследовал не один только Бориска.

То и дело мерещилась голая девица, утопавшая в собственных слезах, но Ира больше уж не подходила к ней – только ускоряла шаг да вжимала голову в плечи от скользких, ледяных прикосновений ночи к ее чувствительной коже, сквозь которую, как сквозь мембрану, внутрь организма проникал и вой собак, и шелест новорожденной листвы, и трескотня веток.

Глава четырнадцатая. Грянуло снова

1

Восемнадцатого мая Лука отправился к Радловым – проведать их после похорон дочери, да и просто не мог он больше сидеть в своей мастерской, как в клетке, хотелось хоть с кем-то поговорить.

Проходя мимо котлована, он заметил некоторые изменения: на краю земляной язвы, ближе к озеру, бесформенной грудой были сложены огромные бетонные блоки, серые с белыми прожилками; там же возвышался подъемный кран, распарывающий небо своим чудовищным крюком при каждом движении. Блоки веревками крепили к этому крюку, опускали вниз и расставляли по периметру, укрепляя таким способом рыхлую почву, которая постоянно осыпалась то от воды, то от ветра.

На дне котлована повсеместно торчали длинные металлические штыри – земля под ними кровоточила грязной водой, и вода исходила на поверхность бойкими ручейками, пузырилась, кое-где даже била струей, словно штыри там проткнули подземную артерию. Шумных насосов, правда, нигде не наблюдалось, и вообще это новое затопление никого особо не волновало. Рабочие ползали по дну, утопая по щиколотки, но упорно продолжали строительство, будто и сами были лишь бездушными, раз навсегда заведенными механизмами.

Подул ветер, одним резким сильным рывком, словно попытался прогнать все эти чужеродные машины и всех этих чужих людей, зарывающихся в грунт, и поднялся столб пыли да каких-то микроскопических частиц влаги. Пыль и вода бесцельно потанцевали в воздухе, отражая серебристый свет, слепляясь друг с другом в мелкие комочки грязи, которые то и дело отпадали от общего потока обратно на землю. Затем неистовый ветер бросил образовавшееся месиво Луке прямо в лицо, заставив его приостановить свой шаг, и успокоился. Лука медленно отряхнулся, оглядел себя; краем глаза он уловил мелькающую черную точку где-то сбоку, но не придал этому значения да, убедившись в чистоте своей одежды, продолжил путь.

Его встретил Радлов, измученный, как всегда в последние дни, чем-то явно обеспокоенный – радушная улыбка была как будто приклеена к нему, никак не вязалась с напряженным, серым от усталости, отяжеленным тайным раздумьем лицом.

– А, Лука, – произнес он, пропуская гостя в прихожую и подавая ему руку для приветствия. – Я, знаешь, про Илью-то слышал… ты извини, я бы к тебе сам зашел, правда! Да тут беда. Навалилось все как-то разом.

– Ничего, ничего, – беззлобно сказал Лука. – Все понимаю, Лизу ведь недавно только похоронили…

– Да, Лизу, – Радлов помрачнел, тут же погрузился в свои мысли, отгородившись от внешнего мира мутным, невидящим взглядом. Впрочем, очнулся он довольно скоро и, спохватившись, добавил: – Ты иди на кухню, ладно? На втором Тома, ей… ну… – Петр не сумел найти подходящих слов и замолчал.

Лука послушно проследовал на кухню, сел за стол напротив врастающего в землю оконца и спросил:

– Что, Томе совсем плохо?

– Да она было отошла, живее как-то стала, что ли… а вчера, видишь, история неприятная вышла, и ее снова подкосило.

– Какая история?

– Кто-то могилу Лизы осквернил. Представляешь, приходим мы на кладбище, а там на могиле птицы разбросаны – ссохшиеся уже, видимо, с пустыря притащили. И крест выдрали, на части поломали и рядом бросили.

– У нас-то вроде и не мог никто такое учинить, – неуверенно сказал Лука, а сам принялся вспоминать, кто бы мог настолько недолюбливать Радлова или Лизавету, чтобы избрать столь отвратительный способ мести – как ни странно, человек шесть насчитал, однако вслух не озвучил.

– Я вот поначалу решил, – продолжал Петр, – что рабочие постарались, у меня с ними неразбериха, знаешь. Не жалуют меня, одним словом. Да только там табличку с креста содрали, с именем-то, только не выбросили ее, а положили у изголовья. А на табличке… на табличке небрежно так, но разборчиво, написали… – Петр замялся.

– И… что же написали?