Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор

В конце года красный бандитизм по-прежнему был распространен по всему востоку России и часто фиксировался в документах, где его не забывали отделять от обычного уголовного бандитизма. Из обзора бандитских действий по Сибири на 11 октября 1922 года следовало, что в Иркутской губернии «зарегистрировано два случая красного бандитизма»[2833]. А в циркуляре (приблизительно от декабря того же года) начальника Контрразведывательного отдела полпредства ГПУ по Сибири В. М. Алексеева и врид начальника отделения по борьбе с бандитизмом Г. И. Валейко, адресованном всем губернским отделам ГПУ, констатировалось, что осведомительный аппарат частей РККА и ЧОН к борьбе с бандитизмом почти не привлекается. Между тем эта агентурная сеть была призвана «дать безусловно ценный материал в отношении выявления как „красного бандитизма“ (особенно проявляющегося в частях[,] находящихся на активной ликвидации банддвижения)», так и уголовного, «принявшего за последнее время в войсковых частях хронический характер»[2834].

Со стороны бывших повстанцев критика властей по-прежнему шла преимущественно слева. В Канском уезде партизаны, крайне недовольные политикой центра, говорили, что «у власти стоят люди[,] чуждые их интересам[,] [и над ними] необходимо произвести чистку»[2835]. В сентябре 1922 года в Красноярском уезде среди бывших партизан Манского района наблюдалось «сильное недовольство спецами – бывшими работниками Колчаковских времен», среди партизан шли «разговоры, что таких спецов нужно уничтожать, иначе они задавят крестьян без оружия». Из госинфсводки 6 декабря того же года следовало, что в Красноярском и Канском уездах недовольство партизан вызывало отсутствие налоговых послаблений тем хозяйствам, которые были разорены при белых[2836].

В инфсводках зафиксированы подчас анекдотические формулировки: 7 апреля 1922 года завотделом управления Кузнецкого уездного исполкома писал в Томск, что за последнюю неделю в Кольчугине «красный бандитизм наблюдается лишь [в] легких формах». Получалось, что проявления бандитизма со стороны властей отслеживались ими же чуть ли не еженедельно – и это в небольшом городке. Президиум Томского губкома РКП(б) 31 января 1923 года отметил, что в тюрьме города Кузнецка «наблюдаются избиения заключенных как по линии ГПУ, так и [по линии] милиции…», указав секретарю укома «на необходимость особенно чутко относиться к проявляющемуся иногда в Кузнецке красному бандитизму». Инструктор ЦК РКП(б) Егоров, обследовавший Алтайскую губернию, заявил на заседании Сиббюро ЦК 27 февраля того же года, что красный бандитизм «не вполне изжит, в некоторых районах [его] влияние пока еще не определено»[2837].

В расколотой коммунистами деревне основная часть бывших партизан помогала выбивать продналог из односельчан, а другая, напротив, пыталась организовывать сопротивление нажиму властей. Ненависть к зажиточным слоям деревни и всем противникам большевистской власти сочеталась с террористическим запугиванием и со стороны самих местных властей. При этом представители властных структур практиковали как красный, так и «обычный» уголовный бандитизм. Документы говорят об отчаянной и продолжительной политической неразберихе, выливавшейся в бесчисленные самосуды, грабежи, насилие. Характерно, что в 1922 или 1923 году уполномоченный Алтайского губотдела ГПУ по Бийскому уезду Г. П. Сысоев пытался спровоцировать политработников уезда на «скрытый красный террор»[2838], после чего был повышен до начальника Ойротского облотдела ОГПУ.

В 1922–1923 годах самосуды и красный бандитизм имели место во всех бывших партизанских регионах. На заседании Новониколаевского укома РКП(б) 21 сентября 1922 года отмечалось, что, по сводкам ГПУ, в 15 волостях «партработа совершенно ослабла, процветают бандитизм и самосуды, местами с контрреволюционным оттенком». Заслушав материал о многочисленных преступлениях в Воробьёвской волости, уком постановил за красный бандитизм, пьянство и вымогательство взяток у населения исключить из партии и предать суду секретаря волкома Черникова, председателя волисполкома Иванова, продинспектора Кривулина, секретаря Дуплинской комячейки Кебача и беспартийного старшего милиционера Алексеева. Весной 1923 года в Чемском бору Новониколаевского уезда скрывалась шайка из 40 человек без политических лозунгов, но раз в нее входило несколько коммунистов и она грабила зажиточных, то обоснованно считать ее краснобандитской[2839].