Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор

Красногвардейцы в столице Урянхая Белоцарске 10 или 11 марта 1918 года были легко разогнаны казачьей сотней. Не дав ни выстрела в ответ, они «бросились разбегаться кто куда может», были переловлены, обезоружены и отпущены. Однако казаки вскоре ушли, что дало возможность большевикам восстановить власть и отобрать имущество около десятка самых зажиточных купцов (Вавилиных, Шепелиных, Сафьяновых), конфисковав до 7 тыс. лошадей, 12 тыс. голов крупного рогатого скота, 4 тыс. овец и 310 маралов – примерно на 1 млн рублей. В ответ в мае в двух селах (Туран и Уюк) вспыхнуло Туранское восстание, в ходе которого красногвардейский отряд был сначала разбит, но затем, собрав весь личный состав (300 человек) под командованием Цивинского и С. К. Кочетова, нанес восставшим поражение и арестовал 30 зачинщиков, отправив их в Минусинск[730]. Оставшиеся на свободе вскоре, с помощью усинских дружинников и староверов Мало-Енисейска, свергли красных и арестовали 90 человек; председатель Урянхайского крайсовета С. К. Беспалов был убит. Арестованных крепко избили и отправили в ту же Минусинскую тюрьму, поменявшую хозяев; в последующий месяц в селах выловили еще сотню сочувствовавших советам[731].

Следует отметить, что в мае–июне 1918 года в Томске и Барнауле произошли вооруженные выступления офицерских организаций, чья подготовка не была должным образом законспирирована, и подавленные с заметными потерями для заговорщиков. В Омске к началу года, согласно мемуаристу-большевику, только зарегистрированных офицеров насчитывалось 7 тыс.[732], а военная организация образовалась уже 9 января и действовала по конспиративной системе троек и пятерок. Один из белых подпольщиков откровенно поведал о ситуации в городе: «Деньги добывались торгово-промышленными кругами, а оружие и пулеметы экспроприировались у большевиков». Члены организации смогли проникнуть во все советские учреждения Омска, в их руках был телеграф, который даже не пропускал либо искажал иные распоряжения и сообщения властей. Накануне бегства большевиков совдеп узнал об этой организации, и латыши-красногвардейцы приступили к арестам и расправам. Но благодаря наличию собственной контрразведки почти все заговорщики успели скрыться[733].

Как известно, события ночи с 25 на 26 мая 1918 года, связанные с восстанием 31-тысячного корпуса чехословацких легионеров (численность которых распределялась так: в Поволжье 10 180 человек, на Урале и в Сибири – 7350, на Дальнем Востоке – 13 500; боевой состав в целом – не более 20 тыс. человек. А на линии Чулым–Новониколаевск–Тайга под командованием капитана Р. Гайды на Красноярском, Омском и Барнаульском направлениях лишь 910 штыков[734]), резко изменили ситуацию и не позволили большевикам разгромить белое подполье. Напротив, в течение всего нескольких недель Западная Сибирь освободилась от коммунистической власти.

В течение лета она пала и в Восточной Сибири. В ночь на 14 июня 1918 года в Иркутске около 400 восставших офицеров А. В. Эллерц-Усова захватили губернскую тюрьму, убив коменданта-латыша А. К. Аугула и двух охранников. На свободу вышло 157 узников, в том числе 50 политических. Выступление встретило отпор, и к утру восставшие рассеялись в пригородных лесах. Чекисты И. С. Постоловского, позднее пойманного и повешенного, начали аресты (схватив до 150 человек), пытки и скороспелые расстрелы, не щадя и гимназистов. Попытку избиения одного из арестованных предпринял даже председатель Иркутского военревкома Я. Д. Янсон. Как вспоминал П. П. Постышев, «ревком повел беспощадную борьбу с повстанцами, начали действовать пролетарские военно-полевые суды, военно-революционный трибунал…»[735].

Первый иркутский террор оказался скоротечен: казнив 42 человека, причем только 12 – по приговору военно-полевого суда, а остальных – без суда и следствия (трупы нашли обожженными и изрубленными)[736], красные 11 июля бежали из Иркутска, став отныне мишенью мстителей. П. Д. Яковлев, появившийся в Иркутске на следующий день после входа в него чехословаков, утверждал на следствии, что «никаких расстрелов в это время не было… и только обывательщина расправлялась с красногвардейскими и советскими работниками»[737].

Тут следует отметить, что стихийные попытки погромов, предпринимавшиеся в данный период, белые власти пресекали. Когда 24 июня 1918 года отряды повстанцев, намереваясь изгнать коммунистов из Минусинска, подошли к городу, за ними «следовали тысячи пустых подвод и толпы мужиков и женщин, жаждавших его разграбления». Но офицеры и казаки тут же разоружили окрестных крестьян, рассчитывавших поживиться городским добром, чем сильно их разочаровали[738].