— Голосовал. На полном ходу телегу вспять не повернешь: опрокинется. А он такую махину задумал развернуть. Разве это так делается? Нет бы сначала выложить свои козыри одному да другому члену президиума…
— Значит, амбиция заела? — подкусила дочь.
— Кое-кого заела. Но главное не в том. Не все в его докладе было приемлемо. Ну, к чему сейчас выдвигать предложение о притормаживании разверстки? Осталось каких-то восемь процентов. Пущены в ход последние силы и вдруг — отбой? Ни в политическом, ни в моральном плане этого нельзя одобрить. Надо и продработников понять. Я испытал, каково с сибирским куркулем изъясняться, тут и железные нервы не выдержат. Иногда обстоятельства вынуждают на крайности. Но если крайности становятся основным методом — это следует жестоко пресекать, тут Гордей Артемович совершенно прав. Я уже не говорю о преднамеренных провокациях пролезших в продорганы врагов. С ними один разговор. — Выразительно шлепнул ладонью по столу, будто прихлопнул зловредное насекомое. — У одинаковых поступков могут оказаться противоположные причины. Тут живая диалектика… Чего улыбаешься, Чижиков?
— Недавно в Челноково Ярославна Нахратова, комсомольский секретарь, толковала мне про эту самую диалектику.
— Слыхал о ней, — кивнул Новодворов. — Секретарь губкомола прибегал советоваться: допустимо ли, чтоб Нахратова дружбу с попом водила. Поп, говорят, в своем роде уникум: самоучка да еще мужик, ищет щель, чтоб сунуть голову и — ни вашим ни нашим…
— И что же, допустима такая дружба? — нетерпеливо перебила Аннушка.
Чижикову вдруг показалось, что вопрос обращен и к нему. В кулацкую дуду дудела, смущала баб Маремьяна, а он?… «Ерунда!.. Не подпевала. Не смутьянка. Силушки через край. Рвется, где поострей да пожарче. Сердцем чую — любит. Будет с нами…»
— По мне, все допустимо, что в конечном счете работает на Советскую власть, — ответил дочери Новодворов.
— Значит, цель оправдывает средства? — Аннушка заволновалась, сердито отодвинула чашку.
— Нет! — спокойно и ровно, будто и не замечая волнения дочери, ответил Новодворов, отхлебнув чаю. — Это разные песни. Несоединимые. Негодные средства осквернят самую прекрасную цель. Немыслимо злом добро делать. И в выборе средств требуется особая разборчивость и осторожность.
— Но без крови, без насилия не обойтись!
— Ты права, — Новодворов успокаивающе накрыл ладонью узкую руку дочери, — без насилия старое не сковырнуть. Но силой можно свергать, разрушать. А не созидать. Убеждение— вот оружие, каким нам предстоит в совершенстве овладеть, если мы хотим построить новый мир.
— Одними словесами мир не переделать. Проповедей, даже распрекрасных, мало для того, чтобы из человека выбить все скотское, — возразила Аннушка. Видно было: не впервые заговорили они на эту тему.
— Принуждение допустимо только к врагам, но не к сомневающимся. Их надо убеждать.
— Примерно то же говорил мне Карасулин, — сказал Чижиков.
— Я слышал его перепалку с Аггеевским на совещании секретарей волпартячеек. Демагог. Под мужицкого правдоискателя работает. Вот, мол, она правда-то какова… Хотя в том, что он высказал тогда, немало разумного и верного, но тон, форма — совершенно недопустимы для большевика. Главное качество партийца не в том, чтоб, увидев болячку, ткнуть пальцем и негодовать, а в том, чтоб своими руками эту болячку либо сковырнуть, либо постараться залечить. Карасулин же только вопит.
— Не согласен с вами. Карасулин не только пальцем тыкал да орал, он в меру сил, пожалуй, даже сверх своих сил, старается предотвратить беду…
Чижиков рассказал все, что знал о челноковском партсекретаре. Аннушка принялась защищать и оправдывать Карасулина, и снова разговор вернулся к тому, с чего начался, — к положению в деревне. И снова заспорили. Точки зрения Чижикова и Новодворова неприметно сближались. В чем-то уступал Чижиков, с чем-то соглашался Новодворов.
Когда все изрядно утомились и прикончили самовар, Новодворов, как бы подводя итог, сказал:
— Мы плохо знаем сибирскую деревню и крестьянина- сибиряка. На то есть объективные причины. Они могут нас в какой-то мере оправдать, но не выручить. Ленин прав, говоря, что многие партийные работники, отлично проявившие себя в революции и гражданской войне, оказались неспособными найти верный путь к крестьянину, привлечь его на сторону большевиков и тем избежать многих горьких ошибок.