Красные петухи<br />(Роман)

Пока расставляли бойцов на постой, Тимофей Сазонович все время крутился перед глазами Крысикова, всячески выказывая свою расторопность и услужливость, и в конце концов добился-таки, что тот оставил его при себе. Третьим оказался татарин Кабир Сулимов — сухой и юркий, с белозубой улыбкой.

По пути к волисполкому Крысиков пояснил:

— Мы оперативная тройка для особых поручений. Без команды от меня ни на шаг. Без моего приказа ни с места.

— Р-р… стрр… — проурчал Тимофей Сазонович, хотя этот человек вызывал у него острую неприязнь.

Крысиков был саженного роста, но какой-то вялый и глуповато-флегматичный. В нем чувствовалась огромная физическая сила и туповатость.

Коротышка начальственно восседал за столом в кабинете Корикова.

— Пахотина арестовать. Бесшумно и немедленно, — приказал он.

За Пахотиным отправились все трое, прихватив с собой волисполкомовского сторожа. Он и постучал в дверь пахотинского дома и на вопрос Евтифея: «Кого несет?» — ответил смиренно: «Не узнаешь, что ль? Кориков тебя кличет, чтобы, говорит, сей момент был». — «Не помрет твой Кориков до завтра», — сердито отозвался Пахотин. «Да ты ково это разуросился, Евтифей? — подпустил в голос строгости сторож. — Тебя Советская власть вытребовывает, а ты ей кукиш кажешь?»

Они подстерегли Пахотина в полусотне шагов от родного дома.

— Ты арестован, — просипел Крысиков, заступая Пахотину дорогу и хватая его за рукав полушубка.

— Не лапай, — огрызнулся Евтифей, вырываясь.

Крысиков, не размахиваясь, молча сунул кулак под ложечку Пахотину, и тот, словно надломившись, брыкнулся в снег. Сграбастав упавшего за воротник, Крысиков легко поднял его, поставил на ноги, пообещал:

— Ишо раз бзыкнешь, селезенку отшибу.

— Ты за это ответишь…

— Значит, мало? — промурлыкал Крысиков и снизу, ровно крюком, поддел Пахотина кулаком под скулу. Евтифей распластался на земле.

— Сволочь, — выругался он, поднимаясь.

И тут же пятипалая крысиковская кувалда опустилась на Евтифеев загривок с такой силой, что у Пахотина затрещал хребет. Евтифей качнулся, но устоял и благоразумно смолчал.

— Так-то, — самодовольно уркнул Крысиков.

У Сатюкова сжимались кулаки. «Чего же это творится? Коммунист ведь Пахотин, середняк. С кем воюем? Этот Крысиков, похоже, только тем и занимался, что мужиков калечил…»

Коротышка встретил их на пороге волисполкома. Глянув на Пахотина, понимающе улыбнулся.

— В подвал. Ключи себе. Никакой милиции. Ночевать в дежурке, — выпалил пулеметной очередью и скрылся в дверях волисполкома: видно, был сильно взволнован или куда-то спешил…

2

Действительно, Коротышка был очень взволнован и спешил. Несколько минут назад его отозвал в сторону начальник волостной милиции Емельянов.

— Я к тебе с просьбой товарищ Карпов.

— Слушаю, — Коротышка привычно прищелкнул каблуками.

— Ты, бают, бывший разведчик, чекист.

— Так точно. Чем могу служить?

— Тут наш милиционер нашарил берлогу Боровикова. Белый каратель и первейший враг Советской власти. Мы за ним боле месяца охотились. Теперь надо зверя имать, а у меня два милиционера и те…

— Все ясно, товарищ Емельянов. Беру это на себя. Давай в помощь твоего Шерлока Холмса и считай, что бандит в твоих руках.

— Вот спасибо. Ну, спасибо. Выручил, брат, — возликовал Емельянов. — Я ведь, понимаешь, всю жизнь плотничал…

— Не беспокойся. Где твой следопыт?

Емельянов знаком подозвал стоявшего поодаль молоденького парнишку в милицейской форме и когда тот подошел, представил:

— Гриша Воронов. Комсомолец. В милиции второй год.

— Где засек? — деловито спросил Коротышка.

— Ни в жизнь не угадаете! — Гриша понизил голос. — В малухе, на кориковском дворе. Увидел — глазам своим не поверил…

— Как ты выследил его?

— Я как узнал, что Боровиков объявился у нас, клятву дал — не успокоюсь, пока энту змеюгу не сыщу. Батя мой у него в Яровске на бойне работал. Повздорили из-за чего-то, а Боровиков — тут же в контрразведку: арестуйте, большевикам сочувствует. Ну и расстреляли… Целые ночи я по селу каруселил, ни одна мышь мимо не проскочила…

— Ну и дальше?

— Дымок из малухи пошел, Зашел с огороду, а он выполз по нужде.

— Молодец! — Коротышка тиснул Гришину руку. — Буду ходатайствовать о награждении тебя именным оружием. Кто- нибудь еще знает об этом? Отлично. Никому ни гугу. В два часа ночи встретимся здесь. Только помни, никому…

— Могила, — заверил Гриша.

— Тесен мир. Тесен, — бормотал Коротышка, глядя на дверь, за которой скрылся милиционер. — Везуч Фаддей Маркович. Живуч, боров…

Они встретились, как условились, ровно в два у волисполкомовских ступенек.

— Теперь слушай меня, — вполголоса заговорил Коротышка, пригнувшись к Гришиному лицу. — Наган в карман полушубка и не выпускай рукоятки. Ни о чем не спрашивай. Делай, что скажу. Придется стрелять — бей в ноги. Нужен живой. Я уже отправил сообщение в губчека. Сам и повезешь Боровикова в Северск. А мы тут с Кориковым разберемся — проверим, что за птица. Тронулись. С богом…

По тропе, вытоптанной вдоль изб, они неспешно шли гуськом, стараясь ступать так, чтобы снег не скрипел под ногами.