— Труп чудовища, одно имя которого заставляло трепетать жителей Фер, да и не только их, долго валялся на улице — над ним глумился каждый, кому не лень. Никто о нём не жалел, никто не пытался защитить тело — кроме верного пса-людоеда, такой же твари, как и его мёртвый хозяин. Зверя пришлось забить камнями.
— Любой тиран должен быть готов к подобной участи. Думаю, сейчас в Фессалии беспорядки?
— Ты угадал. Кто-то хочет занять место Александра, кто-то — установить демократию. Все принялись колотить друг друга, и непонятно, что лучше — прежняя жестокость или нынешняя неразбериха.
— Лучше всего конечно же правление разумного и просвещённого монарха. Внешняя угроза Македонии перестала существовать, и мы можем позволить сделать доброе дело для соседей...
Всадники за беседой не заметили, как выехали к дорожной развилке; здесь они, обнявшись, простились. Отряд разделился. Оставшийся путь Ксандра был не так уж долог вот он, новый замок, красуется на поросшей кипарисами вершине.
Башни и куртины так искусно вписываются в местность, что кажутся естественным продолжением природы, образуя с ней удивительную гармонию. Ксандр сам проектировал жилище-крепость и, разумеется, думал не только об архитектурных достоинствах — ведь оборонительные свойства сооружения во многом определяются именно тем, насколько удачно фортификатор выявит и учтёт защитные свойства рельефа.
Пропела труба, громыхая цепями, опустился подъёмный мост, и копыта коней зацокали по камням внутреннего двора. Лестница главного здания, в котором лишь искушённый глаз мог разглядеть достоинства цитадели, озарилась вспышкой золотисто-бронзовых волос; Ксандр, придерживая сверкнувший рубином эфеса меч, соскочил с коня и заключил Леонику в объятия.
«Не зря она считается одной из самых красивых женщин Македонии, — подумал он, целуя жену. — Впрочем, Елена Прекрасная тоже была спартиаткой».
— Подожди... у нас гость, — едва смогла вымолвить Леоника.
— Кто же?
— Он приехал из Афин, очень умный, а речь и манеры его так безупречны, что становится не по себе.
— Один мой знакомый — кстати, это было в Афинах, — говорил, что в присутствии истинного аристократа люди чувствуют себя легко и свободно. Помню, звали его... Аристотель! — воскликнул Ксандр.
Философ, чья слава уже шагнула за пределы Афин, спешил к нему, широко раскинув руки. Что осталось в этом красивом мужчине с приятной улыбкой и одухотворёнными глазами от прежнего худенького слушателя Академии? Любовь к ярким нарядам конечно же! Но теперь роскошь его одеяний вовсе не кажется вычурной.
Был уже поздний вечер, когда Леоника оставила расположившихся на пиршественных ложах мужчин.
— Скажи, Аристотель, должно быть, не только желание увидеть старого друга, но также иная, важная, и пока не ясная мне причина подвигла тебя на это нелёгкое путешествие? — спросил гостя Ксандр.
Философ полюбовался игрой напитка в кубке тонкого египетского стекла и неспешно произнёс:
— Помнишь, некогда юный слушатель Академии Платона был схвачен афинской полицией и ввергнут в каменный мешок на морском берегу, а стоявший на часах пельтаст спас его?
— Мой долг до сих пор не оплачен.
— Теперь мне нужна твоя помощь, Ксандр.
— Я к твоим услугам, говори.
— Известно, что у царя Филиппа есть маленький сын Александр. Я также знаю, с каким вниманием повелитель Македонии прислушивается к твоему мнению. Так вот, прошу тебя употребить своё влияние, чтобы обеспечить мне место воспитателя царевича!
— Я просто обязан исполнить твоё желание. Конечно, быть воспитателем наследника почётно и лестно, думаю, какой-нибудь софист мог бы вполне удовлетворить своё честолюбие. Но ты, образующий будущих государственных мужей в центре политической жизни, в Афинах! Зачем тебе Македония, затерянная едва ли не на краю Ойкумены?
— Ты был прилежным слушателем Академии и хорошо знаешь, что есть цель и что есть средство. Я давно наблюдаю за деятельностью умного энергичного царя Филиппа и знаю, в своё время он будет гегемоном Эллады. Знаю не хуже тех, кто пока лишь только шепчется об этом в дворцовой тиши.
— Охотно верю, — взгляд хозяина стал внимательным и собранным. — Македония расцвела под властью Филиппа. Разве плохо распространить разумный порядок вещей? На мой взгляд, это лишь послужит добру.
— Наши взгляды не противоречат друг другу, Ксандр, но посмотри на Элладу, на прекрасную Элладу. Долгие годы её сотрясала разорительная беотийская война, да и сейчас то здесь, то там полыхает пламя, гремят мечи, раздаются боевые кличи. Эти войны породили множество людей, не знающих другого дела, кроме той же войны и не желающих заниматься ничем, кроме войны. Они сбиваются в шайки и перекрывают дороги, поражая тем самым торговлю и ремёсла; разоряют селения, чем разрушают земледелие, и даже захватывают небольшие города!
Аристотель, оставив ложе, ходил по залу, голос его то поднимался и звенел металлом, то переходил в трагический полушёпот.