Красные щиты

Дипольд поджидал их у подножия горы, где дорога начинала круто идти вверх и находился первый подъемный мост, весь покрытый ржавчиной, - должно быть, давно его не поднимали: жилось тогда в Швабии довольно спокойно. Граф Берг был еще не стар, но одет по-стариковски небрежно: серый плащ кое-как накинут поверх грубой кольчуги из неровных железных колец, на голове не рыцарский шлем, а широкополая черная войлочная шляпа, какие носят горцы. Держался он смущенно и, казалось, не слишком был рад приезду родичей, а уж к испанской королеве и вовсе не знал как подступиться. Рихенце по сану надлежало занять место во главе кортежа, но она, ссылаясь на свою молодость и на то, что брак еще не свершен, уговорила Гертруду подъехать первой. Дипольд сердился, грозно сверкал глазами, бранил почем зря стоявших вокруг него слуг с факелами. Наконец он соскочил с коня и, преклонив колено, приветствовал Гертруду и Рихенцу, а Генриха, который тоже спешился, обнял. Потом, немного поколебавшись, с явным удовольствием расцеловал князя в обе щеки. Тэли опять проскользнул вперед, и процессия начала подниматься к замку.

А там царили переполох и беспорядок. Графиня - она была старше мужа сидела в нише у окна и даже не поднялась встретить Гертруду и ее племянницу. Эта очень немолодая женщина с трудом двигалась - она была на сносях.

С первой же минуты графиня завладела Гертрудой и, ничуть не смущаясь присутствием духовных особ, разразилась горькими нареканиями на крестовый поход, который отнял у нее сына. Бернара Клервоского она называла "антихристом" - он-де старается прослыть чудотворцем, морочит голову не только простолюдинам, но и князьям, графам, королям, даже нелегкого на подъем короля Конрада сумел одурачить (*24), а тому надо бы о Риме думать, о короне императорской (*25).

Этот град упреков, направленных против самых священных замыслов и стремлений христианского воинства, против призывов папы римского, слегка обеспокоил Гертруду. Она попыталась возразить, растолковать графине, что негоже называть безумием и мерзостью столь благочестивое дело.

- Даже сын твой, - сказала она, - и тот поехал, дабы обрести вечное спасение!

Графиня только замахала руками и горестно воскликнула:

- Да что ты мне говоришь! Уж я-то знала своего старшего сына. Вовсе не из благочестия поехал он с королем Конрадом. Еще в детстве только и снились ему всякие странствия, а постарше стал, все убегал из дому. То по горам бродил, то к австрийскому двору подался, то по Рейну плавал. В душе он язычником был, никогда, бывало, креста не сотворит, а весною нацепит на себя ветки зеленые да цветы и пошел плясать по деревням да по кабакам. По две недели домой не возвращался, уж я не чаяла его увидеть. А как пришли сюда эти сыны Велиала, эти слуги антихристовы да начали в вашем храме и монастыре, - тут она обернулась к мейстеру Оттону, - проповедовать, так он сразу выкроил из красного сукна крест, к плащу приладил да вскочил на коня - еле успела я дать ему двух парней в слуги, как его и след простыл.

Мейстер Оттон снисходительно кивал головой.

- Меня не удивляет, дочь моя, - сказал он, - что ты, чьи предки и родственники столь многим споспешествовали благу церкви нашей, думаешь, будто устами святых мужей, нас посетивших, вещал антихрист... Все это мне не раз доводилось слышать, но я полагал, что при племяннице своей, при дочери святой нашей княгини Саломеи, которая была украшением своего рода и благодетельницей нашего монастыря, ты удержишь свой грешный язык... В твоем ли положении вести такие речи!

Графиня готова была вспылить, но тут вмешался Дипольд - не обиделись бы гости да не повредило бы жене. Он заговорил с Гертрудой и Рихенцой о всяких других делах, расспрашивал, что нового при дворе в Бамберге, как здоровье кесаря. Говорят, после похода оно сильно пошатнулось. Идет слух, будто Конрада, когда он гостил у византийского императора, хотели отравить, но, конечно, тому нельзя верить - ведь Конрад в близком родстве с Мануилом и никакого зла ему не чинил, даже напротив, обещал помочь в защите от могучего и спесивого владыки Сицилии, от этого дьявола рогатого.

Гостям подали кислое вино, мед, пироги и другую домашнюю снедь. Дипольд просил не обессудить на бедном угощении, - не успел, мол, приготовиться к приему дорогих гостей. Гертруда на это ответила дяде, что они люди невзыскательные, монастырские, к пирам и пляскам - тут она взглянула на Генриха - не приученные.