Красные щиты

- Хо-хо, - вздохнул настоятель. - После твоего деда здесь ничего не осталось. Прах, и только. В рясе, босой, пришел он к нам и постучался в ворота.

- Говорят, при нем была корона.

- Кто говорит? Было бы у него хоть что-нибудь, он бы ради спасения души отдал все в монастырь, и мы сохранили бы его дар в нашей казне. Немало у нас всякого добра, пожертвованного грешниками. Но короны Болеславовой там нет.

- Должна быть, - настаивал Генрих.

- Бабьи сказки! - с усмешкой воскликнул настоятель.

Генрих слегка заколебался.

- А на что тебе корона? - спросил монах, вставая из кресла, и быстро подошел к Генриху. Живость движений совсем не вязалась с его старческим обликом, даже была неприятна. - Откуда у тебя такие мысли? - И он забегал из угла в угол легкими мышиными шажками. - Корона, братец мой, это тебе не цветочек - сорвал, и твой. Люди познатней тебя искали корону, на гробнице святого Петра искали, да не нашли, - захихикал он. - Ну что в этой короне особенного? - И опять засмеялся, останавливаясь перед Генрихом и презрительно глядя на него. - Что в этой короне особенного? - повторил настоятель. - Берет кузнец или, скажем, ювелир золотую пластинку и кует из нее обруч. Золотой обруч, только и всего! Ну, вырежет на нем цветы или зубчики, вставит несколько камешков из тех, что находят в земле где-нибудь в Греции, в Сирии или в Сипанге (*53). Да, вставит в эту штуку камешки, вот и вся недолга - обруч!

Князю чудилось, что он видит перед собой корону - так живо ее описывал монах, и чем больше тот говорил о ней, как о чем-то будничном, повседневном, тем более реальной, осязаемой и страшной представлялась она Генриху. Он стоял, понурив голову, не смея взглянуть в глаза настоятелю.

- И вот из-за такого пустячного обруча, - грозно повышая голос, молвил монах и распрямился во весь рост под низкими, давящими сводами кельи, люди убивают один другого... Но никто пальцем не шевельнет ради более высокой, достойной и благородной цели. Вот я для тебя что важней таинство помазания или сама эта вещичка?

Генрих не понимал, к чему настоятель клонит, но угрожающий тон наполнял его трепетом, а перед глазами все маячил золотой венец. Монах приблизился к нему, схватил за руку и крикнул:

- Пойдем! Я покажу тебе, что осталось от этой короны.

Он потащил Генриха по коридору во внутренний дворик и оттуда - на большой монастырский двор. Работавшие там пильщики и колесники вытаращили глаза, но монах, будто не замечая их, быстрым шагом шел к монастырскому погосту, где покоились останки честных братьев. В конце погоста, у самой ограды, он выпустил руку князя и резко подтолкнул его вперед.

- Вот! - визгливо выкрикнул монах. - Вот оно, место, где лежит твой дед!

Генрих глянул и оцепенел - еле заметный холмик, на нем пожухлая трава да несколько сухих листочков. И словно что-то оборвалось в его душе - он рухнул на колени, уткнулся лицом в землю, в траву. Здесь лежит тот, кто был последним королем в их роду, здесь гниют его кости! Он забыл о настоятеле, о пильщиках, о монахах, - жадно вдыхая запах травы, прижимался щекою к ней, холодной и скользкой от росы или осенней измороси.

Когда Генрих наконец поднял голову и встал, настоятеля уже не было. Прислонясь спиной к ограде, князь все смотрел на убогий холмик. "Так бог уничтожает тех, кто восстает против него", - подумал он, но тут же возразил себе. Нет, он не должен так думать. Господь велит человеку быть сильным. Отряхнув платье, Генрих вернулся в комнату, где его ждали Герхо, Тэли и выспавшийся Виппо.