Красные щиты

Юдка, как обычно, рассказывала о Тристане и Изольде, затем начала историю о короле Артуре и о Граале. Князю вспомнилась чаша, которая хранится в Газе, вспомнились его удивительные, на грани были и сказки, приключения, огромные звезды над осьмиугольной крепостью тамплиеров и речи Бертрана. Внезапно он прервал Юдку, сказал, что ее история — кощунство. Все одобрительно закивали — история и впрямь нечестивая, зачем только пустили в замок эту безбожницу! Наступило гнетущее молчание. Юдка, недоумевая, вернулась на свое место, потом тихонько выскользнула из залы. Гости сидели за столом с мрачными лицами, не слышно было ни шуток, ни смеха, Виппо дремал в углу. Да, в прежние времена все было по-другому!

Однажды, уже ранней весною, Генрих отправился к Виппо. Проезжая по виноградникам, он вспоминал тот день, когда впервые прибыл в Сандомир. Теперь, как и тогда, в воздухе стояла голубоватая дымка, от полей шел пар, звонко пели жаворонки. Временами дождило: крупные капли метили дорожную пыль темными, круглыми пятнами, похожими на горошины, в колеях поблескивала вода.

Бревенчатый дом Виппо состоял как бы из двух, образовывавших прямой угол строений, и между ними высилось большое дерево. Генрих издали увидел, что под деревом сидят домочадцы Виппо, греясь на солнце, которое показывалось в небе, как только дождь переставал кропить землю. Кто-то поспешно поднялся и вошел в дом. Это был Тэли.

Остальные, встав с мест, почтительно приветствовали князя — сам Виппо, отец Юдки, ее долговязый муж и плясунья Пура. Князь с равнодушным лицом проехал мимо, едва удостоив их взглядом и небрежно кивнув. Никому и в голову не пришло, что князь явился сюда не случайно. Генрих подхлестнул коня, вслед за ним мчались двое слуг, только комья земли из-под копыт летели. Генрих смотрел на протекавшую за виноградниками реку и обширные луга, покрытые нежной молодой зеленью. Князя рассердило, что Тэли, заметив его, спрятался. И что себе думает этот сопляк? Но отругать Тэли или хотя бы сказать ему, что он его видел, Генриху не пришлось. Тэли в тот день попросту не показывался ему на глаза. Генриху не нравилось, что под кровом Виппо поселились чужие люди, — зачем они притащились сюда, что им здесь нужно? Вечером он все это высказал Виппо, когда тот явился за распоряжениями. Виппо был в прекрасном настроении, защищал, как мог, семейство жонглеров и все старался перевести разговор на то, как много денег собрал он в пограничных крепостях да сколько шкурок прислал ему вместо серебра любельский кастелян.

В последующие дни Генрих занимался тем, что собирал на лугу за городом своих и наемных ратников и учил их военному строю, которым сражаются рыцари в Святой земле. Он выстраивал всех в одну колонну, приказывал скакать за ним, потом, по его знаку, колонна вдруг расступалась, разворачивалась, воины из тыла вырывались вперед, и колонна превращалась в длинную цепь, которая могла легко окружить неприятеля. А иногда, вспоминая, как король Балдуин штурмовал Аскалон, Генрих разделял свое войско на шесть отрядов и вел их с разных сторон на Сандомир.

Но ратные упражнения, в которых ему усердно помогал Лестко, лишь на короткое время отвлекали мысли Генриха от дома среди виноградников. Немало его огорчал Тэли своей нерадивостью к службе; князь несколько раз имел с ним продолжительные беседы, журил, вразумлял. Юноша стоял перед ним опустив глаза, ни слова не отвечая на попреки. Речи князя ничуть его не трогали, и по выражению его лица было заметно, что думает он о другом. Порой Генрих призывал к себе Говорека и Владимира, часами рассказывал им об искусстве ведения осады. Но они мало что понимали и, слушая его описания стен Палермо, могучей Антиохии или башни Давидовой, как будто даже сомневались в правдивости его слов. Много времени князь проводил у Лестко. Этот здоровенный детина обычно сидел дома и что-нибудь мастерил для своей жены, у которой постоянно ломались то кросна, то гребень, то толкушка. Девочки нисколько не боялись князя, сразу лезли к нему на колени. Да, совсем обабился Лестко, а ведь еще не стар! Вспоминает путешествия и битвы, словно у него ничего уже нет впереди и только остается, как старику, ворошить прошлое. Мало радости доставляли Генриху эти посещения.

И вот, однажды вечером, когда ему стало особенно одиноко в холодных покоях замка, Генрих приказал отпереть городские ворота. Привратник в страхе осенил себя крестным знамением — князь собирался выехать через те самые ворота, у которых на него совсем недавно напал Ясько из Подлясья. Генрих взял с собой только любимого пса, лохматого Рушека. Ночь была теплая, весенняя, мерин Генриха громко фыркал, над Вислой поднимался туман, луна еще не всходила. Генрих погнал меринка по знакомой дороге, туда, где он еще надеялся увидеть чужое счастье, сам не сознавая, что за этим едет.