В этом портовом городе было столько проезжающих купцов, моряков и прочего постоянно странствующего люда, что мы решили задержаться здесь на несколько дней, полагая, что, Даже если лазутчики лорда Марвера прибудут за нами следом, им будет весьма затруднительно найти нас здесь за короткое время. Леди Вивиен и я остановились в одной из гостиниц, разместившись в двух маленьких комнатах на втором этаже. Я заметил, как бледна была леди, как осунулась и сильно ослабела, что я объяснял для себя долгой и изнурительной дорогой. Но уже наутро она встретила меня столь бодрой, полной сил и даже веселой, что я поразился, какое целительное действие может оказать всего лишь одна ночь спокойного сна. Мы направились на рынок, и в одной из ювелирных лавок леди Вивиен продала еще один перстень и браслет. Я видел, каким алчным блеском сверкнули глаза хозяина лавки, едва тот увидел драгоценности леди, но, по обыкновению людей торгового сословия, он долго мялся, изображая отсутствие интереса, торговался и в итоге предложил цену столь постыдно низкую, что я уже хотел воззвать к его совести при помощи моего меча. Однако леди остановила меня и продала и браслет, и перстень за цену, едва ли составляющую одну пятую их истинной стоимости. Впрочем, даже и этих денег хватило, чтобы мы могли купить все потребное для дальнейшего пути: дорожные сумки, запас одежды, всякие мелкие, но полезные в дальней дороге вещи, а еще длинный лук в чехле и запас стрел, которые я счел нелишними, учитывая грозящие нам опасности и памятуя о погоне, от которой пришлось уходить на дороге через пустоши. Кроме этого, леди Вивиен заказала для себя два платья, точные копии того белого, что было на ней в ее последний день рождения, но из плотной темно-красной ткани, и с тех пор я видел ее одетой только в этот кровавый цвет. Еще леди приобрела набор письменных принадлежностей и толстую пачку пергаментных листов. Их она положила в ту сумку, которую дал ей при расставании лорд Валентайн, и я случайно увидел там книгу в темном кожаном переплете.
Итак, на четвертый день мы покинули Дувр, переправились через пролив в Кале, оставив за спиной удивительные белые скалы английского побережья, и, не задерживаясь более, начали свой путь по дорогам Франции.
Двигаясь на юго-восток, через несколько дней пути мы миновали Реймс и там повернули на юг.
— Нам нужно добраться до Бургундии, Вильям, — сказала мне леди Вивиен. — Там, недалеко от Дижона, есть замок старого друга моего отца, рыцаря-тамплиера, с которым они вместе сражались на Святой земле. Отец не получал о нем известий несколько лет, но оставался в твердой уверенности, что его товарищ — человек чести, и что там можно рассчитывать на помощь и защиту. Нам бы только добраться до его замка, и там мы сможем остановиться и вместе решить, что делать дальше.
Услышав это, я воспрял духом, потому что цель нашего путешествия стала для меня более ясной и обнадеживающей, а еще более из-за того, что предстояла встреча с настоящим рыцарем-крестоносцем из легендарного ордена тамплиеров, и я лелеял надежду на то, что, возможно, мне удастся послушать его рассказы о дальних странствиях и славных боевых подвигах.
Леди Вивиен была уверена, что убийцы, посланные лордом Марвером, преследуют нас и во Франции, и что сам он движется следом, как грозовая туча, непроглядной чернотой нависающая над горизонтом. Я не мог с этим спорить, потому что и сам порой ощущал словно бы чье-то незримое, но зловещее присутствие, похожее на недобрый взгляд за спиной. Поэтому мы, как и раньше, старались держаться вдалеке от больших городов и проторенных торговых путей, предпочитая незаметные дороги, маленькие селения и лесные таверны. Обычно, когда нам приходилось проводить ночи под одной крышей на постоялых дворах, леди Вивиен располагалась в одной из гостевых спален на втором этаже, я же оставался за дверью, в темноте узкого коридора, и сидел прямо на полу, охраняя покой леди и дожидаясь, когда погаснет тусклый и теплый свет, пробивающийся через щель под дверью. Леди долго не ложилась спать: ночь за ночью она старательно переписывала книгу, которую дал ей лорд Валентайн, перенося текст на чистые пергаментные листы. Один или два раза я присутствовал при этом ее занятии и видел, как сосредоточенно ее лицо, освещенное колеблющимся светом свечи, как широко распахиваются серые глаза, когда ей попадается в книге трудное для понимания место, как иногда она с любовью проводит пальцами по строчкам, написанным ее отцом, и улыбается — грустно и отрешенно. И когда она заканчивала свои труды, я тихо входил в комнату и ложился у двери на пороге, положив рядом меч, и впадал в краткое сонное забытье под тихое дыхание моей госпожи.