Красные цепи [Трилогия]

На улице действительно сильно похолодало. Небо расчистилось, в вышине зло мерцали колючие звезды. Под ногами хрустели схваченные заморозком листья и ледяные корки на подсохших лужах. Деревья застыли, раскорячив черные ветви. Наступило то особенно мрачное время года, между осенью и зимой, когда мир как будто бы умер уже, но еще не похоронен под белым снежным покровом. Угрюмая улица Красных Матросов была пуста. Со стороны ангаров и складов кто-то кричал, то ли жалобно, то ли с угрозой. На часах было ровно десять вечера.

Аркадий Леонидович достал телефон и набрал номер Львовой.

– Кларисса, здравствуйте, это Олег, корреспондент с Центрального…

– Да, Олег, добрый вечер, жду вас! Все в силе?

– Да, просто мы тут задержались немного, будем у вас буквально минут через десять-пятнадцать, хорошо?

– Отлично, не торопитесь, я освободила весь вечер специально для вас!

Иногда людей нужно заставлять ждать. Так притупляется бдительность, а тревога, если она и была, уступает место беспокойству о том, состоится ли запланированная встреча, и легкому раздражению. К тому же в десять вечера из «Корабела» уходили последние люди: вещевой рынок и магазины были закрыты еще час назад, а сейчас Дом культуры покидали любители бальных танцев и живописи. Пожилой усатый охранник – насколько успел заметить Аркадий Леонидович, один на все здание – закрывал двери и мыслями уже был в уютной каморке с телевизором, сканвордами и стаканчиком горячительного.

На четвертом этаже светились три мансардных окна – их хорошо было видно сбоку, с проулка между зданием и костлявыми деревьями сада. Скамейки позади Дома культуры пустовали, костры не горели, тинистая поверхность пруда неподвижно темнела в ночи. Инквизитор подошел к железной двери пожарного выхода, огляделся еще раз по сторонам и потянул ручку. Дверь медленно и бесшумно открылась. Он шагнул внутрь. Узкая лестница была залита неживым белым светом, в гулкой тиши негромко гудели лампы. Одним движением он опустил на лицо шапочку, поправил маску, расстегнул портфель, придерживая его коленом, достал оттуда фонарь, длинный нож и моток клейкой ленты. Нож засунул в рукав пальто, скотч – в карман, а фонарь нацепил на голову. Щелкнул кнопкой – работает. Все готово. Инквизитор натянул перчатки, перехватил портфель в левую руку и, стараясь не греметь башмаками, стал быстро подниматься по лестнице.

На площадке четвертого этажа пришлось постоять немного, чтобы перевести дыхание. К белой двери с вычурной серебристо-черной табличкой «Северная Веда» вел короткий коридор. Инквизитор подошел к входу в офис, затаил дыхание и прислушался. Если Львова вдруг окажется не одна, придется все отменять. Нет, вроде бы тихо: ни разговоров, ни шагов, ни каких-то других звуков, которые производят обычно несколько человек, собравшиеся в помещении. Он поставил портфель у стены, вытряхнул из рукава нож, ухватив его за пластиковую рукоять, и открыл железные створки электрического щитка рядом с дверью. Над белыми рычажками были приклеены маленькие бумажные бирки: «лест.», «кор.», «офис». Инквизитор вздохнул и опустил все три вниз.

Раздался щелчок, и упала кромешная тьма, будто все разом накрыли толстой черной портьерой. Он быстро включил фонарик, направил яркий голубоватый луч на дверь и стал ждать. Из глубины офиса застучали высокими каблуками шаги, что-то загремело, упало, раздраженный женский голос ахнул и выругался. По стене, совсем рядом, с другой стороны двери, прошелестела ладонь, нащупывая ручку. Потом щелкнул замок, и дверь распахнулась.

Для встречи с журналистами главного телевизионного канала страны Кларисса Львова надела парадное ярко-алое платье с подолом до пола и вырезом до середины бедра. Сейчас, выхваченная из тьмы ярким лучом фонаря, она походила на актрису из готического спектакля или манекен в аттракционе дешевых кошмаров: длинная, худая, темные прямые волосы, бледное лицо и огромные, густо подведенные черным, испуганно мигающие глаза. Она застыла, как животное в свете фар на шоссе, и не успела даже испугаться, когда Инквизитор рванулся вперед, врезался в нее плечом и сшиб с каблуков на пол узкого коридора. О линолеум громко стукнулся костлявый зад. Кларисса инстинктивно открыла рот, чтобы завопить, но сильные пальцы в резиновой перчатке схватили ее за волосы, а к горлу прижалась острая сталь.

– Крикнешь – умрешь, – прозвучал из тьмы низкий мужской голос.

Кларисса завертела головой, но пальцы сильнее стиснули ее волосы, так, что из глаз брызнули слезы, а лезвие ножа больно укололо кожу.

– Я сказал, тихо. Не дергайся и останешься жить. Если поняла, кивни.

Львова судорожно сглотнула и закивала.

Мужчина, огромной широкой тенью возвышавшийся в полумраке, легко подхватил ее с пола, поставил на ноги и, не отпуская накрученных на руку волос, поволок по коридору, к открытой двери кабинета.