Красные цепи [Трилогия]

Она вышла на улицу. Небесная влага оседала на город и, лишь прикоснувшись к нему, превращалась в слякоть и грязь, будто бы осквернившись. Ветер немного стих, но носился кругами, готовый в любой момент вновь взорваться бешеными порывами, как пьяный буян, бродящий по бару в поисках ссоры. Карина сошла с промокшей грунтовой дорожки, ведущей от деревянного, покрытого мокрыми пятнами фасада к железной калитке ограды, и медленно пошла по небольшому садику, переступая через сломанные ураганом толстые ветви деревьев и внимательно глядя под ноги. Каблуки вязли в прибитой долу гнилой мертвой траве. Карина прошла меж высоких деревьев, пошевелила носком ботинка, разгребая опавшие листья, и присела на корточки. Присмотрелась, нагнулась и подобрала с земли несколько коротких, не длинней спички, темных веточек. Положила их себе на ладонь, вернулась к дорожке и добавила к веточкам немного округлых, похожих на покрытые серой глазурью конфеты, камней.

Теперь оставалось дождаться ночи.

Поздним вечером она принесла в свою комнату настольную лампу с сестринского поста и в желтоватом тусклом кругу света разложила перед собой камешки и палочки. Чуть подвигала, то выстраивая в линии, то выкладывая в неровный круг, пока не почувствовала, что получилось как надо. Из темноты по оконному стеклу застучали крупные капли, и старые рамы дрогнули и задребезжали, когда ветер нажал на них невидимыми ладонями. Карина еще раз взглянула на мозаику из веточек и камней на столе, погасила свет, легла на кровать лицом вверх и закрыла глаза.

Когда в распоряжении Карины был огарок черной свечи, врученный при вступлении в ведьминский ковен, все было проще: не требовались ни камешки с палочками, ни погружение в транс. Единственным условием оставалась необходимость обязательно лично увидеть того человека, которого требовалось навестить. Но черная свечка, скатанная в бесформенный ком, уже давно покоилась в придонном иле холодной реки в далеком Санкт-Петербурге, так что сейчас предстояло действовать по старинке, так, как Карина всегда делала начиная с тринадцати лет.

Сон – это всегда путешествие в неизвестность, прыжок в темную кроличью нору, которая ведет на ту сторону жизни. Никогда человек не бывает более уязвим, более не властен над собственным «я», как во сне. Казалось бы, никто в здравом уме и при памяти не станет сознательно рисковать самой сутью своего разумного существа, однако каждую ночь люди легкомысленно засыпают, не зная, что ждет их: может быть, пребывание в коконе воспоминаний и переживаний о дневных трудах и заботах, не дающих покоя даже во сне; или неожиданный взлет за пределы реальности, в мир, который является в настолько причудливых образах, что память не в силах их удержать и при пробуждении они тают, как дым, оставляя только смутные ощущения и обрывки тех слов, которые тщетно стараются отразить суть увиденного. Но порой таинственные тропы снов могут привести в места, наполненные кошмаром, превышающим хрупкие возможности психики его выдержать, и тогда счастьем можно считать исход, если человек просыпается среди ночи с душераздирающим воплем, пугая своих домочадцев или оглашая криками стены одинокого дома; может случиться так, что захваченная в плен страхом душа не сможет вернуться, и тогда остановится сердце, разорвется питающий мозг кровеносный сосуд и врачам поутру останется только констатировать скоропостижную смерть во сне, инфаркт или инсульт, хотя на самом деле человек умирает от ужаса.

В отличие от абсолютного большинства людей Карина давно научилась контролировать свой сон. Если ей требовалось восстановить силы, она погружалась в него, будто ныряя с вышки в черную воду, разом и с головой, и никакие видения не беспокоили ее отдыхающий разум. Сейчас же она входила в состояние сна постепенно.

Дыхание стало редким и неглубоким. Сердцебиение замедлилось. Тело налилось неподвижностью и оцепенело, постепенно разрывая связь с уходящим сознанием. Карина почувствовала, как медленно уплывает вниз и в сторону, покачиваясь на зыбких легких волнах. Звуки смолкли; их заменила плотная тишина. Окружающий мир исчезал, растворяясь в мягком и непроницаемо сером. Сейчас, вздумай Карина выйти из тонкого сна, для этого потребовалось бы уже небольшое усилие, как пловцу, выныривающему с глубины на поверхность, но просыпаться не было нужды, и она, расслабившись, позволяла увлечь себя глубже, и глубже, и глубже, в хтонические катакомбы потустороннего призрачного бытия.

Карина открыла глаза и села.