Красные туфельки (Сборник произведений молодых китайских писателей)

Тут у Чэнь Минъи словно пелена с глаз упала, и он решил, что иного не дано. Вернувшись домой, он умылся и разработал план, затем вновь умылся, а потом с молотком отправился к дому Хэ Лаоэра. По дороге он встретил растерянного Фэн Ботао и понял, что Хэ Лаоэр остался в квартире один. Тогда он присел и надел на ботинки полиэтиленовые пакеты, как это делают сотрудники доставки из компании «Хайэр», затем надел толстые перчатки, какие носят рабочие на кирпичном заводе, а ещё пощупал молоток, спрятанный в просторном кармане. Вот такой изощрённый и вместе с тем глупый преступный порыв толкал его на дело. Чэнь дошёл до дома Хэ, задержал дыхание и толкнул дверь: Хэ Лаоэр дремал, облокотившись на кухонный стол.

— Братец, одолжи денег.

Хэ Лаоэр повернул голову, на его заплывшем жиром лице проступили затуманенные глазки, и он снова уснул.

— Братец, одолжи денег.

Хэ рассердился:

— Не видишь, я сплю? Вали отсюда, и поскорее! — И он вновь захрапел.

Чэнь Минъи отступил за порог, постоял там десяток секунд, а затем резко бросился вперёд и стукнул молотком по мясистому затылку Хэ Лаоэра. Хэ крякнул, дёрнулся всем телом и вновь уснул. Чэнь Минъи укрыл его найденным на кухне полотенцем и нанёс ещё десяток ударов, пока не показалась кровь.

Чэню удалось найти не так уж много денег, но на поясе жертвы он заметил ключ от кассы. Он собрался было в кредитный кооператив, чтобы убить дежурного и ограбить кассу, но, пройдя несколько шагов, почувствовал какую-то тяжесть в штанах. У него волосы встали дыбом от страха при мысли, что это Хэ Лаоэр уцепился за ноги. Глянув вниз, он ничего не обнаружил, но, пощупав себя руками, понял, что обмочился. Тогда он, застонав, бросился домой.

Следователь поинтересовался:

— А почему не использовал нож?

— Ножом сразу не убьёшь, жертва может закричать.

— А почему не топором?

— Топор тяжеловат, как-то несподручно. А вот молотком в самый раз — он и лёгок, и удар силён, кровь от него не брызжет. Я ещё до выхода продумал, что для убийства такого здоровяка, как Хэ, нож хуже, чем топор, а топор не сравнится с молотком. Главное — застать врасплох, скорость определяет успех.

Следователь, увидев, что преступник воодушевился, как будто он актёр и это дело лично его не касается, перебил Чэня:

— А почему ты сразу пошёл убивать?

— Чтобы отрезать себе путь назад. Я подумал, что мне понадобится как минимум двадцать-тридцать тысяч юаней, и без убийства здесь всё равно не обойтись, уж лучше убить сразу, чтобы потом не колебаться.

— А почему потом больше никого не убил?

— Не мог людям в глаза смотреть, боялся. Я спать не мог, всё думал о Хэ Лаоэре.

— А сейчас?

— Сейчас намного лучше. Вот рассказал обо всём — и отлегло.

* * *

Чэнь Минъи, поплутав, наконец с горем пополам привёл полицейских к заброшенному пруду. Полиция вызвала рабочих для откачки воды. Когда пруд осушили, то действительно нашли в иле молоток и ключи. Чэня официально арестовали, и после прояснения всех обстоятельств, сбора необходимых доказательств районный суд второй инстанции по всей строгости закона приговорил его к смертной казни.

Когда Чэнь Минъи попал в камеру смертника шириной в пять-шесть шагов и длиной в семь-восемь, то упал духом и каждый день рыдал, повиснув на решётке. Вслед за ним плач поднимался во всём отделении. Старый тюремщик, послушав этот плач несколько дней, сделал вывод, что все рыдают от ужаса, а Чэнь Минъи — от чего-то другого. Его плач был каким-то глубоким, чистым, задушевным.

Тюремщик выбрал солнечный день, вывел во двор измождённого, с трудом передвигающего ноги Чэнь Минъи и налил ему рюмку водки.

— Ты о ком плачешь?

— О моём отце.

— Слышал, ты почтительный сын. Жаль, ты ведь здесь самый образованный, самый воспитанный. Как обидно, что ты ступил на кривую дорожку.

— Мне ничего больше не оставалось.

— Неужели ничего придумать нельзя было?

— Я пробовал, но надолго не хватило. Врач сказал, что уремия — это такая болезнь, при которой жены уходят, а дети разбегаются, при этом недуге дети перестают проявлять заботу. На лечение уйдёт всё имущество, ещё и побольше нашего. Подумай, ведь если моча не уходит, все шлаки остаются в организме. Нужно пересаживать почку, а если нет денег на операцию, остаётся лишь диализ. Если ситуация не очень тяжёлая, то в год нужно сто тысяч. А если потяжелее, то и двести-триста тысяч. Я набрал много долгов в школе, назанимал у родственников, даже школьники сдавали пожертвования, но эти деньги, что капли, попавшие на раскалённую печь, — они вмиг испарялись.

— Поэтому ты стал грабить и воровать?

— Поэтому я стал грабить, воровать и убивать.

— А не мог ты остаться в стороне? Все умирают, и твой отец не исключение.

— Я не мог убить своего отца.

— Да я не говорю убить, просто остаться в стороне. Каждому Небом отпущен свой срок.

— Это и означает убить. Моя жизнь, учёба в университете, работа — всё это мне дал отец, он кровь свою продавал. А сейчас у него беда, а я останусь в стороне? Ему только сорок девять, он ещё моложе вас, дядюшка.

Старый тюремщик взял Чэнь Минъи за руки, закатал его рукава и стал рассматривать:

— Ты тоже продавал кровь.