Красные туманы Полесья

— Возможно, они будут послезавтра, в понедельник. Пока надо усвоить полученную информацию, — сказал Шелестов.

— Усваивайте. Шелестов, проводи меня!

Они вышли на улицу, и к дверям тут же подъехала «эмка».

— Почему вы машину не замените, товарищ старший майор? — спросил Шелестов.

— Меня и эта вполне устраивает, хоть мне и предлагали «ЗИС‐101».

— Я беспокоюсь насчет проезда Авдеева и Сосновского в Минск на «эмке», сомневаюсь, что их массово используют немцы. Если они и ездят на этих машинах, то не такие чины, как представитель рейхскомиссариата «Остланд».

— Понял тебя. Признаюсь, мне этот вариант тоже не нравится. Сегодня сеанс связи с Горбанем. Я попрошу его достать что-нибудь посолиднее и несоветское.

— Это было бы хорошо. Еще вопрос. Мы можем использовать спецгруппу в своих целях?

— Да, Авдеев предупрежден, — ответил старший майор. — У тебя все?

— Так точно!

— Готовь группу к работе не только по чинам рейхскомиссариата.

— Понятное дело. Но все же пойдем по очереди. Иначе может получиться как в той поговорке. За двумя зайцами…

Платов прервал Шелестова и проговорил:

— Я не говорю, чтобы ты пытался отработать две задачи одновременно. Естественно, сначала надо выполнить одну работу, потом другую, но планировать акции можно и одновременно, чтобы потом не тратить время, которое может оказаться бесценным и просто ограниченным.

— Да, товарищ старший майор.

— До послезавтра.

— До свидания, Петр Анатольевич.

Платов уехал. Шелестов прикурил сигарету.

К нему подошел командир отделения охраны старшина Лебедь.

— Ух, ну и денек выдался. Не угостите папиросой, товарищ майор? Свои на КПП оставил.

Шелестов достал пачку, угостил старшину.

Тот глубоко затянулся и произнес:

— Нет, не для меня эта служба, буду проситься, чтобы перевели куда-нибудь. Тут инфаркт заполучить можно.

— С чего? С того, что видишь, встречаешь наркома или Платова?

— Нарком-то сам товарищ Берия. Чуть что, малейшая оплошность, и отправит в лагерь, если не поставит к стенке.

— Не преувеличивай. Ничего он тебе не сделает, если службу будешь нести как положено.

— Это вам легко говорить. Вы с ним напрямую разговариваете, нужны товарищу Берии. А кто я? Простой старшина. Меня раздавят — никто и не заметит.

— Попросись на фронт. И благородно, и нужно для Родины, и от Берии далековато. Думаю, туда тебя отправят без проволочек.

Старшина ГБ усмехнулся.

— Э‐э, нет. В охрану лагеря какого-нибудь, это я со всей душой, а на фронт как-то нет особой охоты. Там и без меня есть кому воевать.

— Да ты трус, старшина.

— А вот оскорблять меня не надо. Посмотрел бы я на вас, будь вы на моем месте.

— А я бы посмотрел на тебя там, где был сам.

— Где же это? В тылу врага?

— В тюрьме, старшина.

Лебедь едва не подавился дымом.

— Не может быть.

— Старшина, в этой жизни может быть все, даже невозможное. Ладно, неси службу и не допускай оплошности. В тюрьме это, знаешь ли, далеко не на этой вот даче. — Шелестов замолчал, развернулся, бросил окурок в урну и зашел в дом.

Транспортный двухмоторный самолет «ПС‐84», аналог американского «ДС‐3» «Дуглас», на высоте в четыре тысячи метров попал в дождевое облако. Машину затрясло. Пассажирам казалось, что еще немного — и она развалится. Но ничего подобного не случилось. Тряска вскоре прекратилась, за бортом продолжили реветь двигатели.

Через два часа полета к майору вышел второй пилот и спросил, перекрикивая гул двигателей:

— У вас все нормально?

— Нормально. У вас что?

— Начинаем снижение, выпускать вас будет бортмеханик. Проверьте готовность парашютов, крепление карабинов фалов.

— Да уже проверили все.

— Тогда, как увидим площадку, я из кабины подам сигнал красной лампой, которая над дверью. Дальнейшие действия по команде бортмеханика.

— Понятно. Вы сразу же обратно пойдете?

— Да. Дойти бы.

— Дойдете.

— Ну, тогда, как говорится, экипаж желает вам мягкой посадки.

— А вам — благополучного возвращения.

— Благодарю.

Второй пилот вернулся в кабину. Самолет тут же начал резкое снижение. У пассажиров заложило уши, но вскоре это неприятное ощущение прошло.

Загорелась красная лампа.

К диверсантам вышел бортмеханик и заявил:

— Приготовиться, товарищи офицеры!

Сосновский встал. При нем был контейнер с немецкой формой, документами, оружием. Он должен был прыгать первым. За ним поднялись все остальные.

Бортмеханик открыл дверь и крикнул:

— Площадку увидите. Готовы?

— Готовы, — ответил Шелестов, очень сомневаясь в том, что бортмеханик услышит его.

Тот положил руку на плечо Сосновского, осмотрел крепление карабина и приказал:

— Первый пошел!

Капитан взялся правой рукой за вытяжное кольцо, правую ногу поставил на край кромки, левой оттолкнулся и исчез в темноте. Через полторы секунды он выдернул кольцо, посмотрел на купол, заполнившийся воздухом, и опустил голову.

На площадке, обозначенной четырьмя кострами, не приземлился никто. Ближе всех к ней оказался Сосновский. Шелестова отнесло западнее метров на пятьдесят, Буторина с Коганом — еще дальше. Но все приземлились без проблем, погасили купола, сняли ранцы. Хорошо, что стояла безветренная погода. Иначе они могли бы на парусах-куполах пропахать телами все поле.