Красные виноградники

Эльф и Элви заблудились в чаще
зарослей густой баюн-травы.
В жизни раз случается несчастье —
никуда от горя не уйти.

Раз в году слетаются на танец

духи леса, крыльями звеня.
Сквозь решётку корчит оборванец
рожи, цепью яростно гремя.

Оборванец.

               Танец.
                        Духи леса.
Просека.
             Открытый окоём.
Озеро за дымчатой завесой
тонет смесью яви, грёз и снов.

Эльф и Элви, спящая запруда —

из контекста вырванный набор,
счастье непокойное. Покуда
не рассеется туман лугов,

страждущее сердце не разбудишь.

Проглотив пилюлю бытия,
разглядишь сквозь призму, обнаружишь
весь разор и мрак. Печать – ничья.

А тавро, отторгнутое напрочь,

рассосётся, больше не кровит.
Пелена, задёрнутая наспех,
расползётся. Просто надо жить.

«Зимнее солнце. Деревья мохнатые…»

Зимнее солнце. Деревья мохнатые.
В снежных ресницах туман.
Утро далёкое; тайна глубокая,
и эта тайна – весна.

Эта весна не кончается осенью,

сквозь январи прорастёт,
стройной и лёгкой воздушною лестницей
в облако света упрёт —

ся верхней ступенькой.

                        низ, цветами усеянный.
Муз хоровод на лугу.
Отрок, меж ними бредущий потерянно.
А на другом берегу

эхо задымленное колышется

в плотном дурмане лесном,
голосом чудным сквозь заросли слышится,
машет приветно рукой.

«Красота умиранья сильней…»

Красота умиранья сильней
убывающей мощи рассвета.
С каждым утром лишь небо синей
глубины уходящего лета.

Ночью каждою – оземь мороз

звонким эхом разносит по лесу
перезвон этих льдинок из звёзд,
опустившись в бадейку, где месяц

Сам не свой, а поди ж ты, торчит

острым краем, хрустальной зацепкой.
Гулкий морок, щемящий в ночи,
бесприютность пространства… а сердце

всё сильнее сжимается. Страх.

неизведанность горькой юдоли.
И покачивается на волнах
неразгаданная дотоле

красота умирающих грёз,

возрождающихся ежечасно.
В сопричастьи желанен и прост
мир, пропитанный болью несчастий.

«Ещё некоронованный король…»

Ещё некоронованный король;
ещё инкогнито прекрасная принцесса,
где за высокой перевал-горой
запуталось в предвиденьях предвестье.

Ещё не пала на поля роса;

ещё не слышно птичье щебетанье.
но брезжит свет. И тьма в бега
вот-вот ударится пред первыми лучами.

Я не жалею ни о чём. Но жду —

судьба свершится почестями ль, роком.
Пусть скалы рушатся – спокойно пережду
крушенье славы и успеха рокот.

Немного слов и много тишины.

Поэзию питает жизнь-источник,
где радостью и болью взращены,
напоены их вечным светом строки.

Запечатлеются на каменной скрижали

и в книге жизни проступают вновь и вновь
слова, дарующие благость и любовь,
вобравшие всю радость, горе и печали.

«Великий плут! В трагической гримасе…»