Красные виноградники

И тогда телефонный звонок
захлебнулся по горло в крови.
Будь вовек же, как перст, одинок
на высоком и светлом пути.

Этот путь, этот крест, этот ад

предначертан введеньем во Храм.
…Гефсиманский раскинулся сад…
Этот путь был спасительный дан.

То есть выбор совсем не стоял

меж Голгофой и праздной мечтой.
Человеческой болью страдал,
в смертных муках рождался Господь.

Только выбора муки не знал.

Потому как, всегда одинок,
Божьим Сыном Он вряд ли бы стал,
если б выбрать свой путь себе смог.

Предначертанный ясен твой путь.

Будь вовек же и прям, и высок,
чтоб не жгло от отчаянья грудь,
как калёным железом лицо.

«Так расстаются с нелюбимыми…»

Так расстаются с нелюбимыми:
ни в крик; ни «Лучше б умереть!»;
ни памятью, короткой, длинной ли,
в ночах бессонных сердце жечь.

И встречей, более случайною,

чем преднамеренной, войдёшь,
минуя боль, тоску, отчаянье,
в воспоминаний нудный дождь,

рождённый сыростью осеннею

неразгоревшихся надежд.
А свет, ленивый и рассеянный,
скупой, мглой поглощённый свет

не выхватит из утра майского

ни сожалений, ни обид.
И сердце тупо и надсадно
скорее ноет, чем болит.

…Так расстаются с нелюбимыми.

«Розы памяти – чёрные розы…»

Розы памяти – чёрные розы.
Всё сгорело.
                Потушен пожар.
Отшумели метели и грозы —
не забыть, не вернуться назад.

Обернулась душа птахой малою

и всё билась и билась в окно —
о, впусти! Только кто-то не выглянул
и не принял в ладони её.

Оттого ли, что грузное, бренное

тело скрыло пространство.
                                    В полёт
слишком хрупкая, неумелая
не смогла взять с собой душа плоть.

А теперь – да покоится в прахе.

а душа – да отыщет приют.
Только где он? На небе ли, в памяти —
где её, бесприютную, ждут?

Всё спокойно.

                  Душа – птица робкая,
то усядется вновь, то взлетит.
Память-горесть стереть не торопится
взгляд, движение, голос.
                                 В миг

всё спрессовано.

                     Станет ли Вечностью
иль в пожаре бессчётных обид
жизни круг – череда бесконечная —
память синим пожаром сгорит?

«Мой странный принц, моя юдоль земная…»

Мой странный принц, моя юдоль земная, —
любовь и боль. От страждущих небес
прольётся свет. Но туча грозовая
пульсирует на грани тьмы. Каких чудес

ждала душа и жаждала упиться

одной лишь радостью. Но горек чёрствый хлеб
трудов и дней. Знать, легкокрылой птицей
взмывать непросто. За решёткой лет

томится, ожидая воли, птица,

а выпусти – вмиг улетит. Куда?
Туда, где бренность жизни не коснётся
высоких сфер иного бытия.

«На пустынном океанском берегу…»