Красные волки, красные гуси (сборник)

Молчаливая Уля поставила на дощатый, выскобленный добела стол заткнутую газетой бутыль с опалесцирующей жидкостью, выложила молодой чеснок, лук и, кряхтя, потянула ухватом из печи горшок с жарким. Ручки у нее были тоненькие, оставалось только дивиться недетской силе. Лопатки под натянувшимся сарафаном торчали, угрожая прорвать застиранную ткань.

– Ленивая, зараза, – сказал лесник, набивая козью ножку, – все они ленивые.

– Откуда она у тебя? Прибилась?

– Какое прибилась? Купил за горсть патронов. Без бабы что за жизнь.

– Слушай, ей лет-то сколько?

– Да их тут замуж в восемь выдают. Эта, можно сказать, перестарок.

Девочка поставила горшок на стол. Ее смуглое лицо покраснело от натуги, тонкие ноздри раздувались.

– Жрать хочет, – сказал лесник с неудовольствием. – Эй, возьми себе, вон в миску, и вали отсюда. Шевелись, дура.

Он уловил осуждение во взгляде московского гостя и сказал с ноткой оправдания в голосе:

– Тут, когда советская власть пришла, мужики в горы ушли, да многие так и не вернулись. Бабы остались, ребятишки да старики. Кормить некому. А вообще бабы у них свое место знают. Слышь, тут лектор приезжал из района, лекцию в клубе читал, про женские права, так в актовом зале одни мужики собрались и ухохотались до колик, думали, шутит он… Комик, думали, мать его, артист, до этого как раз комик приезжал. Ладно, поехали, что ли!

Самогон отдавал сивухой, от резкого запаха его передернуло.

– Будем здоровы, что ли. – Лесник со стуком поставил пустой стакан за стол и сосредоточенно захрупал перышком дикого чеснока.

– Будем, – отозвался он неуверенно.

– Ты вот, тебя как звать? Евгений? А по фамилии? Шехтель? Еврей, что ли?

– Немец.

Лесник мрачно поглядел на него, запавшие глаза у него были обведены темными кругами.

– Были тут, – сказал он неопределенно, – тоже типа… немцы… с молотком ходили, и ящики железные. Ты зачем приехал?

– Я ищу редких животных. – Он зачерпнул горячее жаркое, подул на ложку, масло, которым была щедро приправлена еда, сильно горчило.

– Шпион, что ли? – спросил лесник добродушно.

– Почему – шпион? У меня мандат из Москвы.

– Эти, которые всюду шныряли, молотками своими тюк-тюк-тюк, у них тоже мандат был. Потом заболели все. Непонятно чем заболели, стали палаткой в степи, прикатил закрытый грузовик, вышли из него в комбинезонах, морды закрыты, побросали всех внутрь и укатили. А палатки ихние облили бензином и сожгли. Вот так.

– Я зоолог, – повторил он терпеливо.

– Зоолог. – Лесник пожал плечами. – Ну кого бить будем, зоолог?

– Для зоомузея – это как повезет. Еще от Московского зоопарка заказ есть. Красная утка, слышал о такой? Но это живьем надо.

Лесник покачал лохматой головой:

– Откуда тут утки? Разве, выше, на озере… Тут это, у водопада синяя птица живет. Синяя не подойдет тебе?

– Зимородок?

– Нет, большой, с галку. Лиловый, как чернила, ну… поет красиво.

– Это дрозд. Синий дрозд. Редкая птица.

– Нужен тебе такой? Они все время у скал крутятся. Парой. Гнездо у них там, в скалах. Ты это… дождись, пока птенцы оперятся, и волосяной петлей их из гнезда надергай. Ну, как удочкой. Там обрыв, иначе никак.

– А когда оперятся?

– Ну, еще неделя-другая.

– Тогда на обратном пути. Так нету красной утки?

– Точно говорю тебе, нет. Не видал. Ты вот что, ты в сельсовет сходи. Там председатель Игнатыч, хороший мужик, его из Рязанской области прислали, хозяйство поднимать. Ну, он и поднимает, как может. Покажешь мандат свой, он распорядится. Пионерам задание даст. Тебе чего хошь натаскают. Ну что, повторим, что ли? За успехи горного дела.

– Я не горного…

– Да один хрен! Будь здоров…

Самогон прошел по пищеводу огненным комом; он торопливо зажевал сырым плохо пропеченным хлебом («Никак, зараза, приличный хлеб выпекать не научится», – сказал с досадой лесник), по крайней мере, не подхвачу никакого проклятого лямблиоза из-за здешней воды, подумал он, это ж любую заразу выжжет.

На дворе вдруг как-то резко и быстро сделалось темно. Он встал и, отталкиваясь от бревенчатой шершавой стены, прошел на крыльцо, предполагая помочиться с него, однако торопливо застегнул штаны, увидев темную фигурку, съежившуюся на ступеньках.

– Ты чего? – Он повернул во рту непослушный язык. – Холодно же. Иди в избу.

– Он драться будет, – тихонько сказала девочка, – и за титьки хватать.

– Не будет он ничего такого, – сказал он неловко.

– А прошлый раз, когда из заготконторы приезжали, так они… – Девочка встала, длинная черная коса сползла у нее по спине между острыми бугорками. – Я на сеновал спать пойду, он пошумит-пошумит, да и заснет… А если он за ружье хвататься будет, так это он так, для куражу. Он не выстрелит, вы не думайте.