— Мальчик ты, мальчик… Какой из тебя отец, — сказала тихо и стала спускаться по лестнице.
Володька еще постоял у двери, прислушиваясь к стуку ее каблуков, к звуку захлопнутой двери в парадном, и только тогда вернулся в комнату. Он сознавал, что вел себя не так, что Майя ждала от него каких-то мужских слов, а он нес чушь и глупость. Но он действительно был растерян, даже потрясен так, что плохо, совсем плохо соображал, ведь такое с ним впервые… Ему вспомнилось, как при посадке в эшелон, когда уже знал точно, едет на фронт, где возможна смерть, у него вспыхнуло яркое, но странное желание — хорошо, если бы у него был ребенок от Юльки. Тогда он усмехнулся про себя: заработал инстинкт продолжения рода… И вот сейчас это реальность, у него может быть ребенок, а что-то невнятно бормотал, испугавшись, видимо…
Вечером после некоторых колебаний он решил рассказать все матери. Нельзя сказать, что она обрадовалась, но, не раздумывая, твердо сказала:
— Если ребенок твой, ты обязан жениться на Майе.
— Она замужем, мама, — промямлил он.
— Ну и что из этого? — спросила мать. — Ты понимаешь, в какое положение она попала! Если Майя — порядочный человек, то как…
— Ты опять, мама… Порядочный, непорядочный, — перебил Володька.
— Да, опять, — повысила голос мать. — Ты пойми, изменить мужу — это одно, а обманывать его всю жизнь, заставить содержать и воспитывать не его ребенка, это другое. А потом, разве ты сам согласишься, чтобы у твоего ребенка был чужой отец?
— Но как мы будем жить, мама?.. Ты же знаешь…
— Как-нибудь проживем, — тут уже мать прервала его. — Надо уметь отвечать за свои поступки. Честно говоря, мне трудно понять твои колебания, — жестковато добавила она.
— Хорошо. Я сейчас позвоню ей.
— Да, иди и звони.
Володька пошел в коридор к телефону, набрал Майкин номер… Очень долго никто не подходил, наконец взял трубку ее муж.
— А, Володя… Добрый вечер. Почему не приходите к нам? Майя у своей матери, позвоните туда.
Володька позвонил в Коптельский, долго слушал длинные гудки, а когда подняли трубку, голос был не Майкин:
— Ей нездоровится. Кто спрашивает?
Володька назвал себя.
— Сейчас узнаю, сможет ли она подойти.
Спустя несколько минут, показавшихся ему очень долгими, услышал Майку:
— Что скажешь?
— Майя, прости меня… Я растерялся, но… но, наверно, тебе надо разойтись с Олегом, а нам…
— Поздно, Володька, — перебила она. — У нас уже никого нет.
— Как нет? Не понимаю!
— Повторяю, — приглушив голос, сказала она, — никого нет. Теперь понял, глупенький?
— Понял, — глухо ответил он. — Как ты себя чувствуешь?
— Неважно… Я пойду прилягу. Пока, Володя.
Она повесила трубку, а Володька, понурив голову, вернулся в комнату.
— Сказал? — спросила мать.
— Мама, она говорит… она говорит, что уже никого нет, — упавшим голосом тихо произнес Володька.
— Господи… — прошептала мать и достала папиросы.
Володька пошел в «купе», как называл он свою комнатку при кухне. Лег на кушетку с тяжелым ощущением непоправимости. Ему вспомнилась Майкина усмешка, когда она сказала: «…ну чего я от тебя могла ждать…» А наверное, ждала, иначе зачем было приходить? Ждала хотя бы каких-то серьезных, мужских слов, а не маловразумительного бормотания.
На утро следующего дня он позвонил ей — как чувствует себя?
— Ничего, но на работу не пошла.
— Я приду к тебе, — с полувопросом сказал он.
Она долго не отвечала.
— Если очень хочешь.
— Хочу, — быстро ответил он.
Майя открыла ему дверь сама, но была очень бледна и, впустив его в комнату, сразу легла на диван, укрывшись пледом.
— Я очень виноват, Майя, — горячо начал Володька.
— Не надо, — тихо сказала она, устало махнув рукой. — Не надо…
О чем говорить дальше, Володька не знал. Он пришел просить прощения, каяться, но она этого не желала слушать. Он сел на стул и закурил.
— Володя, смени воду в грелке, — она вынула из-под пледа грелку и подала ему. — Холодную надо.
— Я сейчас, — обрадовался он и бросился на кухню. — Вот, холодная-прехолодная.
— Спасибо… Может, ты и чайник на плитку поставишь? — слабо улыбнулась она.
— Конечно. Что еще надо? — он был рад заняться каким-то делом. — Может, за хлебом нужно сходить? Я мигом.
— Все есть, Володя. Заваришь чай, и будем завтракать, — она вдруг поморщилась.
— Болит? — участливо спросил он, ощутив опять укол вины.
— Немного… Хорошо, что врач знакомая, бюллетень дала. Отлежусь три дня. Лишь бы осложнений не было.
— А могут быть? — встревоженно спросил он.
— Не знаю… Я же в первый раз…
Затем они стали пить чай. Володька подал чашку и тарелку с хлебом и колбасой Майе в постель. Ей, видимо, были приятны его ухаживания, хотя делал он все довольно неумело, нескладно.
— Это ты здесь сделала? — спросил он с трудом.
— Нет… Еле до дома доплелась. Мать, наверно, догадалась, но ничего не спросила. У нас с ней такие отношения — каждый сам по себе. Как и с Олегом, кстати, — грустно добавила она.
— Ты его не любишь?
— Глупенький… Если бы любила, ничего бы у нас с тобой не было. Неужели не понимаешь?
— Тогда, Майя… тогда… — Володька запнулся.
— Что тогда? Ты делаешь мне предложение? Так я поняла?
— Так! — отрубил Володька решительно.