Красные ворота

Тот поглядел на Володьку и презрительно фыркнул:

— Пацан ты… Хочешь, я сейчас тебя на вытянутых руках из этого шалмана вынесу? Щенок, а еще гнуться!

Мужику было за тридцать, и Володька чуял, что тот вполне может это сделать, но при перегибании рук сноровка нужна, техника.

— Чего ж тогда боишься? Давай, — подзадорил Володька.

— Я боюсь? — выкатил тот глаза и засмеялся. — Грабить тебя не хочу.

— Слабак ты, — кинул небрежно Володька, цепляя мужика на последнюю наживку.

— Дурачок, я же кузнецом работаю. Деньги-то есть?

— Есть, — как можно тверже ответил, глядя прямо в глаза кузнецу.

— Готовь монету.

Володька знал, что, если проиграет, мордобой неизбежен, и уж метелить его этот кузнец будет по-настоящему. Да и Левку, который стоял рядом, еще больше почерневший.

Кузнец выставил руку с большой, тяжелой кистью, грязноватой от въевшегося в кожу металла, и проворчал:

— Ну, валяй, гни.

Володькина, тоже немаленькая, кисть утонула в лапе кузнеца, который сразу же начал сжимать Володькину, стараясь придавить до боли. Володька тоже сжал свою кисть и, почувствовав, что здесь они на равных, немного успокоился. Пока тот сжимал ему кисть, Володька резко нажал всем предплечьем неожиданно для кузнеца, и рука у того поддалась чуть вправо, но он быстро выправил положение. Руки обоих стояли ровно. И тут кузнец начал давить… Володька держался с большим трудом, изо всех сил, понимая, что стоит только уступить несколько градусов и — хана. Так прошло минут пять. Лица у обоих покраснели и покрылись потом. Оба тяжело дышали. Теперь кто быстрее устанет. Прошло еще две-три минуты, напор руки кузнеца чуть ослаб, и Володька мог держать его руку, не напрягая всех сил, тем самым давая себе отдых. Но кузнец, перестав жать, тоже давал руке отдохнуть. Теперь нужен, наверно, рывок, подумал Володька и резко нажал. Рука кузнеца опять немного поддалась вправо… Надо жать, жать! Но давил Володька уже из последних сил, понимая, что если не перегнет сейчас, то уже не выправится, но эти чуть-чуть Володька не смог… Рука кузнеца пошла влево, и опять они были на равных, но потом… Потом медленно, но верно Володькина рука пошла вниз, пока не легла на стол.

— А ты силен, парень… — отдышавшись, сказал кузнец. — Давай отвечай. Иди за водкой.

Володька молчал, тоже тяжело дыша…

— Понятно… На шермачка хотел взять? Знаешь, что за это? — с угрозой сказал кузнец.

— Знаю, — коротко бросил Володька. — Бей.

— Это успеется… Знать хочу, зачем на понт шел?

— Другу, — кивнул Володька на отошедшего от столика Тальянцева. — Видишь, плохо ему.

— Фронтовой?

— Нет, школьный.

Кузнец помолчал, видно думая о чем-то, потом полез в карман и вытащил две тридцатки.

— Рисковый ты парень… Хотя рука у тебя ничего. Был миг, когда засомневался я. Но у меня же вес. Килограммов на тридцать больше тебя тяну, наверно. Весом и взял. Держи, опохмели друга, — и он протянул Володьке деньги.

— Спасибо… Спасибо, — дрогнувшим голосом сказал Володька и бросился к Тальянцеву. — Бери покупай.

Тот удивился, но деньги взял и к буфету. Володька вернулся к столику.

— Где в войну служил? — спросил кузнец.

— В пехоте… Одно время разведвзводом командовал.

— Ого, — протянул кузнец. — Значит, там силенки и поднабрался.

— Там…

— Может, сам выпить хочешь? — совсем размяк кузнец.

— Нет.

Подошел Тальянцев со стопкой водки и маленькой кружкой пива. С жадностью выпил. Прошла землистая бледность, отвердел взгляд, высокомерно задралась голова.

— Поблагодари дружка-то, — сказал кузнец.

— Разочтемся мы… И с вами я рассчитаюсь. Будьте завтра в это же время, — сказал Тальянцев сухо.

— Не будет меня в это время… Ну, бывайте, хлопцы… — он забрал с собой остатки закуски и вышел из пивной.

— Мужик каков! — кивнул вслед кузнецу Володька. — Я думал, бить начнет.

— Ну, бить я ему не дал бы, — сказал Левка, хлопнув себя по заднему карману, и Володька понял, что там пистолет.

— Не сдал?

— У меня именной… — небрежно бросил тот. — Спасибо, малость полегчало.

— Ты что, сейчас здорово закладываешь? — спросил Володька, но сразу по выражению Левкиного лица понял — не надо было.

— С чего это решил? — процедил Левка. — Просто перебрал вчера.

— Ничего я не решил, спросил только.

— Спросил? — протянул тот. — Думаете все, пропадет Тальянцев? Не из такого я материала. Понял?

— Кто это «все» так думают?

— Думают… некоторые. Дескать, взлетел высоко — сильнее брякнется. Знаю я. Завидовали мне многие, Володька. Сейчас радуются.

— Про кого ты, Левка?

— Знаешь, про кого… Деева в баре видел. Ухмыляется так противно. Сам еле до лейтенанта дотянул, а тоже мне — оставлю след в архитектуре… Ни фига он нигде не оставит.

— Брось, Левка, кажется тебе это. Закуришь?

— Давай, — Тальянцев прижег папиросу, жадно затянулся. — Вообще-то, Володька, я же на войне хозяином был. Понимаешь? Но не только это. Я себя на месте чувствовал. По мне все было — и напряжение дьявольское, и мгновенные поиски решения боевой задачи, и риск… Полной жизнью я жил. На всю железку. Ну а сейчас… — он безнадежно махнул рукой. — Люсю мою помнишь?

— Конечно.