Читаем Красные ворота полностью

Спустя немного пришел с работы отец, как всегда уставший, но сегодня со светлым и даже помолодевшим лицом. В руках — газета.

— Вот, доченька, и дождались, — широко улыбнувшись, сказал он, помахивая газетой. — Это надо же, и трех лет не минуло после войны, да еще какой, а карточки отменили. Большое спасибо надо Иосифу Виссарионовичу сказать, большое… Это все он о народе думает. Хотел было четвертиночку по такому случаю к обеду купить, но водочка-то кусается. Может, и правильно ее дорогой сделали, меньше баловаться будут.

— У меня пайковой чуть осталось, на рюмку хватит.

— Налей, ежели есть. Грех не выпить, радость-то какая. Уж больно тяжкий сорок седьмой год был, думал, не выдюжим, но дожили все-таки до светлого дня, дожили…

Он разделся, присел к столу. Настя достала из серванта крошечную рюмку, налила отцу.

— За новую жизнь, Настюшка. За хорошую жизнь, — растроганным голосом произнес он и выпил. Закусив, оглядел дочь сожалеющим взглядом и добавил: — Теперь, Настя, легче будет, пора тебе и о себе подумать, жизнь устроить.

— Опять, отец? Говорила же, не уходит Андрей из сердца, не уходит.

— Понимаю, но сколько годков-то прошло. Что ни говори, а живым живое. Андрея не воскресить, не век же убиваться по нему. Подумай, Настенька, подумай…

Ничего она не ответила, а вечером, перед сном с мучительной ясностью вспомнилось ей, словно не в сорок третьем то было, а вчера, как приползла к ней Андрея мать со страшной бумагой, где черным по белому было написано, что пропал Андрей без вести. Вспомнила, как просидели они до самого комендантского часа, обнявшись и почти ничего не говоря… А потом почему-то проплыло мимо лицо приходившего сегодня художника, с воспаленными, лихорадочно блестевшими глазами, и слова его требовательные прозвучали: «Вы нужны мне, очень нужны»… Эх, кабы действительно нужна она была кому-нибудь — побежала бы, наверно, не задумываясь… Но художнику-то нужна она для картинки какой-то, для баловства, не для жизни…

4

Игорь медленно ковылял, опираясь на палку, к Институту курортологии, где он два раза лежал после тяжелого ранения в позвоночник, где и познакомился с Ниной. Она до сих пор работала там, и сейчас он шел к ней. На днях он дал почитать ей свой рассказ и очень волновался, прочла ли, понравился ли? Ему самому казалось, что рассказ получился, но все же, все же…

Писать он начал еще в школе, дневники вел чуть ли не с детства, а в восьмом классе написал пьесу и несколько рассказов. Возможно, кроме внутренней потребности высказаться, какую-то роль сыграло и то, что жил он на одной лестничной площадке с известным писателем, был с ним знаком, давал читать свои опусы. Писатель находил в мальчике способности.

Дойдя до Института курортологии, он присел на скамейку у входа и стал ждать Нину. Зная, что вовремя она не выйдет, он закурил и приготовился к долгому ожиданию. Вышла она, разумеется, не одна, с подружками, что-то щебеча и смеясь, его не заметила, и лишь после того, как одна из девушек подтолкнула ее: «Вон твой рыцарь сидит», она повернула к нему лицо. Но и увидя, не бросила сразу подруг, прошла с ними немного, распростилась, сострила что-то напоследок, вызвав дружный смех, и только тогда направилась к нему.

— Давно ждешь, Игорек? — спросила весело и, не дожидаясь ответа, взяла его под руку. — Погодка изумительная, снежок. Пройдемся пешочком.

Игорю погода не казалась особо подходящей для прогулок, ходить ему было трудно, провожать же Нину надо до Каляевской, но он покорно согласился, и они вышли на Садовую. По дороге он терпеливо ждал, когда она начнет о рассказе, но она болтала о всяких дурацких госпитальных историях, совсем ему неинтересных, но он слушал, поддакивал, что-то спрашивал, надеясь, что вот-вот выговорится она наконец и приступит к главному для него, а она все щебетала и щебетала… Воспользовавшись короткой паузой, он спросил:

— Ты прочла, Нинуша?

— Что? — ошарашила она его.

— Как что?! Мой рассказ.

— Ах да, совсем забыла! Прочла, разумеется…

— Ну и как? — выдавил он с трудом, потому как после этого «прочла» она вроде ничего не собиралась говорить.

— Ничего вроде, — протянула она без выражения.

Игорь недовольно повел плечами и нахмурился.

— Негусто, — буркнул он. — Может, ты заметила, что я совсем не описываю внешность героини, но ее представляешь. Разве не так?

— Не знаю, Игорь… Но не очень-то, — она отвела глаза.

— И ты не узнала ее? — спросил он упавшим голосом.

— Если ты пытался изобразить меня, то ничего не вышло. Я другая.

Игорь остановился и полез в карман за папиросами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уманский «котел»
Уманский «котел»

В конце июля – начале августа 1941 года в районе украинского города Умань были окружены и почти полностью уничтожены 6-я и 12-я армии Южного фронта. Уманский «котел» стал одним из крупнейших поражений Красной Армии. В «котле» «сгорело» 6 советских корпусов и 17 дивизий, безвозвратные потери составили 18,5 тысяч человек, а более 100 тысяч красноармейцев попали в плен. Многие из них затем погибнут в глиняном карьере, лагере военнопленных, известном как «Уманская яма». В плену помимо двух командующих армиями – генерал-лейтенанта Музыченко и генерал-майора Понеделина (после войны расстрелянного по приговору Военной коллегии Верховного Суда) – оказались четыре командира корпусов и одиннадцать командиров дивизий. Битва под Уманью до сих пор остается одной из самых малоизученных страниц Великой Отечественной войны. Эта книга – уникальная хроника кровопролитного сражения, основанная на материалах не только советских, но и немецких архивов. Широкий круг документов Вермахта позволил автору взглянуть на трагическую историю окружения 6-й и 12-й армий глазами противника, показав, что немцы воспринимали бойцов Красной Армии как грозного и опасного врага. Архивы проливают свет как на роковые обстоятельства, которые привели к гибели двух советский армий, так и на подвиг тысяч оставшихся безымянными бойцов и командиров, своим мужеством задержавших продвижение немецких соединений на восток и таким образом сорвавших гитлеровский блицкриг.

Олег Игоревич Нуждин

Проза о войне