Моне хотелось верить, что Малкольм испытывает к ней какие-то чувства. Чувства, отличные от простого вожделения или желания. Он никогда не уходил, пока она не засыпала, и она часто засыпала с ним внутри себя, его страсть к ее телу была намного сильнее, чем ее выносливость. Она спросила его в ту ночь со стеком, почему он так редко приходит к ней, и он сказал, что их встречи были утомительными, что ему требуется время, чтобы прийти в себя. Ей было трудно в это поверить. Мужчина с его либидо в течение месяца или двух восстанавливался после одной ночи секса? Невозможно. Нет, в Англии его наверняка ждет жена. Она набралась смелости спросить его о детях, но не могла заставить себя упомянуть о жене. Хотя, если его дети выросли, как он сказал, почему бы ему не оставить свою жену? Если у него вообще есть жена? Была ли она источником всех его денег? Поэтому он остался с ней? Или он развелся, и что-то еще заставило его вернуться в Англию на несколько недель? Внуки? Она предположила, что ему около сорока. Если бы он был старше - лет сорока пяти, возможно, - то вполне мог бы иметь внука или двух, если бы женился в двадцать с небольшим и его дети тоже. Она не должна думать о таких вещах, о его семейной жизни, о том, что он делал, когда он не с ней. Девушка могла сойти с ума, позволяя своему разуму бегать по этой кроличьей тропе. Ее мозг был похож на лошадь на карусели, всегда в движении, но идущую в никуда.
Октябрь сменился ноябрем, оранжевые и красные листья стали коричневыми, а затем упали на тротуар, где окончательно превратились в черные как сажа. Свежий воздух стал холодным. Это будет ее первый сезон праздников без мамы. У Моны были друзья, но она редко виделась с ними с тех пор, как в ее жизни появился Малкольм. Она отказывалась от обедов и фильмов, ссылаясь на бедность и усталость. Она не хотела, чтобы ее друзья спрашивали, что происходит. В минуту слабости она могла рассказать им, а после встречи с Малькольмом у нее не было ничего, кроме моментов слабости. Она пыталась поставить себя на место своих друзей. Что бы она сказала, если бы ее соседка по комнате в колледже, Наташа, позвонила и сказала, что продала свое тело мужчине - мужчине без фамилии, мужчине, который не пользовался презервативами, мужчине, который не стеснялся трахать других женщин у нее на глазах или приводить других мужчин на их встречи, чтобы ласкать и трахать пальцами ее? Нет, Мона не могла никому рассказать. Они могут попытаться отговорить ее, и это было последнее, чего она хотела. Она могла видеть либо Малкольма, либо рассудок, а Малкольм был более прекрасным зрелищем, чем что-либо столь же скучное, как рассудок.
Ноябрь сменился декабрем.
Тело Моны полностью исцелилось, никаких следов не осталось. Ей было стыдно, как сильно она скучала по ним, когда они сошли. Она начала спать на кровати в задней комнате галереи. Сначала она спала там только одну ночь в неделю. Потом две. Теперь она спала там почти каждую ночь, маленький Ту-Ту на подушке, которая должна была принадлежать Малкольму. Она рано вставала, шла домой, чтобы принять душ и переодеться, а затем возвращалась в галерею. Если бы у нее была полноценная ванная в «Красной», она бы там и жила. В латунной кровати, даже в одиночестве, она чувствовала себя ближе к Малкольму. Даже после стирки и замены постельного белья она все еще чувствовала тонкий аромат кедра и сигарного дыма, исходящий от него, когда она лежала ночью на подушке. Она надеялась, что он никогда не выветрится. Все ее мысли о том, чтобы когда-нибудь продать кровать, исчезли. Пока она жива, она оставит эту кровать, которую делила с Малкольмом. Она хотела зачать на ней ребенка, его ребенка. В конце концов, именно так поступила ее мать - легла в постель с незнакомым мужчиной, с которым познакомилась на вечеринке, только ради того, чтобы родить ребенка. Может быть, он позволит ей это, если она пообещает никогда не беспокоить его из-за денег или поддержки. Именно этого хотела бы от Моны ее мать. Возможно, Мона смогла бы убедить себя следовать этому плану и отказаться от противозачаточных таблеток, но приближалось Рождество. В это время года ей больше всего хотелось узнать, кто ее отец и где он находится. После смерти матери у нее совсем не осталось семьи, с которой можно провести праздник. Она не была уверена, что сможет поступить так со своим ребенком. Мечта должна остаться мечтой. В любом случае, у нее не было денег, чтобы самой растить ребенка. Признайся, сказала она себе, ты хочешь, чтобы он любил тебя.
Она призналась в этом, но только самой себе.
За неделю до Рождества, в нерабочее время, в галерее раздался телефонный звонок. Она подняла трубку и была рада услышать голос Себастьяна на другом конце.
- Как ты поживаешь? - спросил он. - У тебя есть еще эскизы Дега, чтобы показать мне?
- Боюсь, что нет, - ответила она с улыбкой. - Ты будешь первый, кому я позвоню, если появится.
- В этом месяце будет выставка Дега. Ты видела?
- Нет, не видела. Стоит посетить?