Читаем Красный Адамант полностью

Красный Адамант

Все развлечения инвалида Михаила Чериковера заключались в созерцании иерусалимской улицы из окна своей квартиры, пока в его руки при невероятном стечении обстоятельств не попали краденые бриллианты, в том числе знаменитый Красный Адамант. Это происшествие перевернуло всю его жизнь и потянуло за собой цепь разнообразных событий, в которые вовлечены и дочь Чериковера с женихом-арабом, и его русская жена с любовником — ортодоксальным евреем, и его смуглокожая любовница, приехавшая в Израиль из Марокко, и многие, многие другие.

Юлия Винер

Детективы18+
<p>Юлия Винер</p><p>Красный Адамант</p><p>Часть первая</p><p>ЧЕРТ ПОПУТАЛ</p>1

Держу я их в горсти, перебираю, из руки в руку перебрасываю и все думаю — что же мне с этим делать, что называется, ни проглотить, ни выплюнуть. Сижу, сам телевизор слушаю, где какое поселение обстреляли, какого самоубийцу арабского с бомбой поймали, а сам все о своем. Надо же, какую ответственность на себя взвалил, это я-то! Сколько неприятностей, сколько хлопот, сколько нервов! А мне это надо? Больному человеку? Вот уж, что называется, черт попутал.

А так у нас тут в Израиле все плавно развивалось.

Мы уже квартиру собственную приобрели, хоть неновую и маленькую, но в самом центре, на втором этаже и лестница нетяжелая, и все рядом, и магазины, и рынок, и транспорт во все стороны — и тихо. Все даже удивлялись, как это, в центре, а тихо. Очень просто: стены толстые, а наши окна все выходят не на главную улицу, а в тыл, в тихий тупик. Дом старой постройки, что называется, бывший благородный, с высокими потолками и даже с черным ходом, правда, дворика за домом практически нет, так, узкий пролет, заваленный всяким хламом, проходить по нему неприятно, но мне все равно, я вообще редко куда теперь хожу.

Я своей квартирой очень доволен. Да и жизнью, в сущности, всегда был доволен, не было бы счастья, да несчастье помогло, хотя другие думают — бедняга, жалеют меня, а я и не собираюсь их разубеждать, зачем, пусть жалеют, мне же в результате лучше.

И вдруг возникла большая неприятность.

С полгода назад сижу я как-то на своем обычном месте у окна, отбираю, как сейчас помню, светло-розовые лоскуты, покуриваю и в окно иногда гляжу — я люблю смотреть в окно, что там на улице делается, вроде и дома сидишь, и в жизни участвуешь, только в нашем закоулке мало что делается, так, люди ходят, кошки по помойкам шастают, на тротуаре машины стадами, а мне больше и не надо.

И вдруг началась бурная деятельность — в доме напротив, в самом конце тупика, начали ремонтировать нижнее помещение, понятно, грохот, пыль, машины со стройматериалами, бетономешалку подогнали, в конце тупика гладко забетонировали порядочную площадку между тем домом и нашим. Что же это такое будет, думаю. Ладно, думаю, ведь кончится когда-нибудь, перетерпеть можно, и спокойно так думаю, ничего плохого не жду, даже любопытно было смотреть, как строят, — надо сказать, бестолково до смеха.

Однако деньги у хозяев, видно, были, достроили быстро, большие окна с зеркальными стеклами, дверной проем красивой аркой сделали и занавеси бархатные повесили, площадку перед домом обставили горшками с пальмами и всякими растениями — и открыли ресторан. Открыли где-то в марте, и я даже радовался — занятно иногда на людей взглянуть, как они там за стеклом питаются, да и на зелень смотреть приятно, цветочки разные начали цвести, я эти маленькие удовольствия очень ценю. Люди все больше религиозного типа, в ресторан ходили большими группами, с детьми и младенцами в колясках — празднества свои справляли, ну, а мне что, я не против.

А вот как стало совсем тепло, тут и начались мои мучения. Площадку-то не зря бетонировали, прямо у меня под окнами, все эти празднества на ней и пошли. И динамики бухают, аж пол подо мной дрожит, и сами они песни дикими голосами орут, и пляшут, и всё до поздней ночи, ко мне на второй этаж хорошо доносится, от стен отражается, как в трубе. Неприятно мне стало у открытого окна сидеть, пришлось закрывать, хотя и лето.

Сперва думал, ладно, притерплюсь, до осени как-нибудь доживу, зимой посетитель внутрь пойдет, а там, глядишь, разорятся или что.

Однако вижу — спать невозможно. Особенно ночью попозже — вот уже и притихнут, расходиться начнут, уж и заснешь кое-как, а тут официанты начинают столы-стулья внутрь таскать. На столы расходоваться особо не стали, под скатертью все равно не видно, столы самые дешевые, фанерные с железными полыми ножками, поволочет он такой стол либо стульев штуки четыре сразу, я в постели подскакиваю. И столов они выставляют много, штук до двадцати, да к ним стулья, а работников всего двое, и нет чтобы вдвоем аккуратно поднять и отнести, каждый волочет отдельно, ножками железными по бетонному полу — как автоматные очереди, одна за другой.

Расстреляют меня так, полузаснувшего, ночь к чертовой матери.

Сказал жене — сходи, пригрози, что в полицию пожалуемся, как раз закон насчет шума вышел. Жена говорит, может, не надо в полицию, все-таки мы совсем рядом, а вдруг они нам что, никакая полиция не поможет… Тут я, правду сказать, рявкнул на нее, дурой обозвал, трусихой, толкнул даже в спину, очень уж спать хотелось. А обозвал зря, совсем она у меня не дура и не трусиха. И говорила, может, по делу. Но я все равно погнал, иди, говорю, или ждешь, чтобы я сам пошел? И пойду, если ты на такую простую вещь не способна. И начал будто бы из постели выкарабкиваться. Да куда ты, нельзя тебе, да еще ночью, оделась и пошла. Не добьется, конечно, ничего, она кричать по-здешнему не умеет, попросит вежливо, они отбрешутся, постоит и пойдет. Жалко даже стало.

2
Перейти на страницу:

Все книги серии Еврейская книга

В доме своем в пустыне
В доме своем в пустыне

Перейдя за середину жизненного пути, Рафаэль Мейер — долгожитель в своем роду, где все мужчины умирают молодыми, настигнутые случайной смертью. Он вырос в иерусалимском квартале, по углам которого высились здания Дома слепых, Дома умалишенных и Дома сирот, и воспитывался в семье из пяти женщин — трех молодых вдов, суровой бабки и насмешливой сестры. Жена бросила его, ушла к «надежному человеку» — и вернулась, чтобы взять бывшего мужа в любовники. Рафаэль проводит дни между своим домом в безлюдной пустыне Негев и своим бывшим домом в Иерусалиме, то и дело возвращаясь к воспоминаниям детства и юности, чтобы разгадать две мучительные семейные тайны — что связывает прекрасную Рыжую Тетю с его старшим другом каменотесом Авраамом и его мать — с загадочной незрячей воспитательницей из Дома слепых.

Меир Шалев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Красная звезда, желтая звезда
Красная звезда, желтая звезда

Еврейский характер, еврейская судьба на экране российского, советского и снова российского кино.Вот о чем книга Мирона Черненко, первое и единственное до сего дня основательное исследование этой темы в отечественном кинематографе. Автор привлек огромный фактический материал — более пятисот игровых и документальных фильмов, снятых за восемьдесят лет, с 1919 по 1999 год.Мирон Черненко (1931–2004) — один из самых авторитетных исследователей кинематографа в нашей стране.Окончил Харьковский юридический институт и сценарно-киноведческий факультет ВГИКа. Заведовал отделом европейского кино НИИ киноискусства. До последних дней жизни был президентом Гильдии киноведов и кинокритиков России, неоднократно удостаивался отечественных и зарубежных премий по кинокритике.

Мирон Маркович Черненко

Искусство и Дизайн / Кино / Культурология / История / Прочее / Образование и наука

Похожие книги