Шесть толстых лап держали его массивное темно-серое тело, нижние две пары лап оканчивались копытами, передние имели толстых пальцев. Его хвост походил на короткий обрубок, а у тела отсутствовали любые намёки на крылья. Его пасть походила на собачью своими торчащими клыками и верными, умными глазами.
Он встал на две пары задних лап, сжал кулаки, и ухватил пасть ревущей медведицы, Тайфанг раздвинул челюсти, словно капкан. Он раскрыл рот, из которого посыпался красноватый порошок, он сыпался в пасть зверя, пока она не сумела вырваться. Гвардеец в обличье дракона обернулся, и лягнул медведицу подальше от стены. Смесь в её внутренностях среагировала. Медведица-шатун взорвалась дождём ошметков и крови.
Кровавый взрыв стал салютом победы. Стены были очищены от каждого дикаря, внутри лагеря остались считанные десятки наездников на лосях, но вопрос времени, когда гвардейцы их изловят. Племя отступало обратно в леса, победа осталась за Драконьей Империей.
Солдаты вспыхнули ликованиями, кровавая баня окончилась, многие из них потеряли все свои отряды, но они торжествовали крича имена погибших, они радовались милосердию Аркошсовра, радовались очередной победе Империи, ведь они все знали, что всё это не зря.
Кайвин горячо дышал, он быстро бежал в башню, он боялся, что племенная армия отняла у него и сержанта.
С души упал камень, когда он увидел лежащего углу офицера, он тихо плакал с раскрытыми глазами. Кайвин протянул ему руку, сержант крепко ухватился за ладонь. Кайвин поднял командира, они вышли на покрытую трупами стену. Тела дикарей выталкивали более мелкие тела имперцев.
— Мы победили в этой битве, победим и в войне.
— Я бы не загадывал. — Пробурчал Кайвин.
— Я готов умереть за пядь земли, отвоеванную у дикарей.
Кайвин отвел голову от старика. К своему удивлению, он заметил самого Императора. Повелитель общался с гвардейцами, хотя, скорее, они допрашивали его о здоровье, а он пытался от них отмахнуться.
— Да не нужен мне врач! Пусть фидиреды занимаются ранеными! — Раздраженно вскрикнул Император.
Гвардейцы в белых одеяниях кивнули и быстро направились к стенам.
— Убийц нигде не видно, повелитель. — Сообщил Тайфанг результаты обхода лагеря и окрестностей.
— Поняли что проиграли и сбежали, поджав обмороженный хвост.
— Ну, можно и так сказать.
Император рассмеялся, его резко схватила боль в груди, он ухватился за болезненное место.
Словно из под земли за его спиной возник главный врач-офицер гвардии.
— Самоотверженость должна розниться с чрезмерностью, вам нужна помощь. — Кенерик устало вздохнул.
— Ладно, давай свои шприцы и банки.
— С превеликим удовольствием, господин.
Скрывая хромоту, Император Кенкрик отправился в медицинскую палатку. Фидиреды и полевые врачи занялись уборкой трупов, драконы помогали в их уборке и сжигании тел дикарей. После этой битвы, многие покрытые шрамами ветераны, называли бьющегося бок о бок с простым людом на стенах Императора, Кенериком Храбрым.
Так история его и запомнит.
Плач Лесной Королевы
Голова раскалывалась. Губы, горло, да даже живот, словно вернулись с многомесячного странствия по знойным пустыням. Где-то на темных задворках сознания, приступали к работе всполохи мыслей. Давние и недавние события проносились перед еще закрытыми глазами в обликах воспоминаний. Тяжело открывшись, глаза определяли очертания какого-то синего размытого пятна с острыми краями, непонятно откуда берущийся непрекращающийся шипящий звук становился все громче, уже ощущалась боль в некоторых еще не определенных местах, ощущений становилось все больше, и, несмотря на протест мозга-короля, остальное тело усердно пыталось пробудиться от долгого, уже изрядно надоевшего сна.
Смерть прошлому, будущее — впереди.
Синее пятно полностью обрело свою форму, это Хидринар с беззлобной улыбкой тряс за плечо, не слишком настойчиво пытаясь пробудить. Он что-то говорил шепотом, но не единому звуку не удавалось обрести смысл, слова словно пролетали голову насквозь, не касаясь разума, или это разум отказывался работать сильнее прочих. Мозгу хотелось окунуться в воспоминания, там везде было хорошо, где все они были рядом, во всех кроме последнего, где он на проклятой арене забыл, кто он такой, потерял себя.
А кто же он все-таки такой?
— Да проснись, кому говорят! — Уже раздраженно, возможно в сотый раз повторил Хидринар.