Красный Архонт (СИ)

— Я прикажу сделать здесь кладбище, оно станет памятников звериной жесткости Клефора, тут же и будет покоиться Докасайя. Смерть была не худшим для неё исходом. — Мираред успокоил Золотого Архонта. Они медленно отправились в путь.

— Ты что ещё хромаешь? — Мираред указал на раненную ногу Федликса, вокруг нее все ещё была каменная оболочка.

— Да, кидать щит было не по правилам. — Угрюмо буркнул Федликс.

— Бой отличается от представления отсутствием правил. — Он схватил Федликса за ноги, практически взяв его на руки, но золотой дракон быстро отпрыгнул, вскрикнув от резкого движения.

— Чего творишь?

— Я тебе её сломал, думал, будет честно, если я понесу тебя на руках. — Федликс скривился от усмешки Мирареда. — А фату найдём в деревнях по пути. — Уже не скрывая смеха, захохотал он.

— Ну уж нет, можешь только на спине меня прокатить, а то я и это рванье разорву драконьей формой. — Предложил Федликс.

— Нет, посмотрим вместе на природу Империи, прогуляемся, прогулка идет на пользу телу. У тебя с ним есть проблемы. — Мираред щипнул тонкую руку Федликса.

— Я маг, я итак смертельно опасен, я убил больше врагов, чем ты, да ещё и тебя одолел!

— Ты плохо считал, я убил больше, а в бою тебе повезло, юнец. — Мираред смотрел на деревья и на небо, выслушивая возмущенную тираду Федликса.

На их лицах были улыбки, они смеялись, много болтали. Но в душе их был мрак. Им обоим будет сниться эта деревня в кошмарах, они оба корят себя за то, что не успели.

Они навсегда запомнят мёртвый взор таких прекрасных раньше глаз Докасайи, чье имя значило — Глаза Полные Жизни.

Её глаза были так прекрасны.

Рожденная в Клетке

Взирающая сквозь решетчатое небо, душа истерзана в клочки, мечтающая о капельке свободы, а в жаркой степи идут редкие дожди, льющиеся сквозь чугунное яйцо.

Мидвей. Пустынный город Зейф-Окляр. Внутри единственной арены.

Лорд Арены недоверчиво глядел на объект, завернутый в теплую ткань. Три едва тлеющих костра обогревали его с разных сторон. Лорд понимал, чем вызвана такая чрезмерная забота, но он не до конца верил тому, кто принес сюда требовательную вещь. Лорд Арены Сет-Некшер добился нынешнего успеха благодаря вечным придиркам, недоверию граничащим с паранойей, и принципу доверяй — но проверяй.

Эту капризную вещицу принес подозрительный человек с лицом скрытым в капюшоне, постоянно испуганно озирающимся за спину и выражавшимся бессвязно. Он запросил за нее целое состояние. И хотя поначалу Сет хотел отказать из ниоткуда явившемуся страннику, потенциальные доходы, и потенциальные доходы более доверчивых конкурентов, убедили его довериться незнакомцу. Также свою лепту внесли уговоры огненного мага.

Пиромах иногда вмешивался в жизнь умирающих костров, прибавляя им каплю жизни щелчками пальцев. Дорого обошедшейся вещи требовалось строго выверенная температура, иначе тонкие процессы внутри нее сломаются. Личный Пиромах Сета был немногословным козлолюдом, или как их называют в Мидвее — ткха-вердзи. На его витиеватых черных рогах плавились худые свечки, меж пальцев он держал трещотки с бусинами, он кружился в спиральном своеобразном танце вокруг огней. Они находились в обширной клетке с прочными, самыми прочными во всей арене, решетками. Стены из красной глины имели множество отверстий — отдушин.

— Тебе обязательно так кривляться?

Козлолюд качнул головой, не прерывая танца.

— Я надеюсь, твои расчеты верны, маг огня, оно уже достаточно времени зреет. Четыре месяца и четырнадцать дней если точнее. — Сет раскрыл красиво украшенный лазурной бахромой веер, он отгонял не жару, в глубинах его арены было вполне прохладно, а запах мокрой шерсти козлолюда.

Пиромах был хорошим слугой, верным, способным, Сет был готов терпеть его запах, из-за выдающихся умений. Да и магом огня был он прекрасным даже без десятилетий обучения в академиях. Его полудикие методы не уступали университетским зазнайкам никогда не отпускающим гримуар из рук. Он был одним из немногих кому Сет доверял, единственный кому он бы доверил жизнь, хотя его повадки сильно отталкивают. Когда он заработается, вонять начинает как в овчарне, на любом человеческом языке говорит плохо, однако, в отличие от большинства своих сородичей, ему известна гигиена.