- Попала! – обрадовался Вася, – не в мишень, но не важно! А ты, Рыжая, зря так! Делай выводы, как правильно учить девушек стрелять!
- Ты как хочешь, Мадина, а я пошла отсюда! Чувствую, стрельба – это не моё! Особенно если инструктор – извращенец!
- Ну и проваливай, недотрога!
- Бычок-качок!
- Малолетка безмозглая!
- Алкоголик!
- Да мне тут любая даст, а ты иди спасай лагерь!
Мадина хотела вмешаться, но поняла, что бесполезно. Конфликт уже набрал обороты. Я гордо вышла из тира, а Ракчева осталась о чём-то говорить с Васей на повышенных тонах. Впрочем, мне было всё равно. В кружок по стрельбе я точно записываться не буду. Не понимаю девушек из лагеря, которым нравится этот пошлый здоровяк! И как Мадина может с ним дружить?
Яркое летнее солнце ослепило меня на выходе из подвала. Последний день смены, если верить Мадине, был в самом разгаре, но ничего “такого” в поведении пионеров, весело бегающих по дорожкам, не наблюдалось. Никто не грустил, не волновался, не собирал вещи. Лагерь жил самой обычной жизнью, и я вновь засомневалась в словах Ракчевой – может быть, они с Анькой выдумали все эти истории с гравитонами, петлями во времени и т.д.? Однако слишком много странных случаев не позволяло сомневаться. Почему же обитатели лагеря такие беззаботные? Может быть, им ничего не сообщили?
Я решила ещё раз пройтись к старому мосту возле особняка, чтобы как-то скоротать время, оставшееся до обеда. Вскоре я была там. Усевшись на скамейку, уставилась на мост в попытках разгадать загадку Валькота. Что же мне нужно здесь сделать? Две каменные опоры по берегам ручья, бывшего когда-то давно рекой, между ними перекинуты аркой ветхие скрипучие, но вполне прочные доски, обрамлённые ажурными коваными перилами. Вот и весь мост. Ни подсказок, ни намёков. Какие-то две стрелки, которые должны соединиться вместе. Если это часы, то ничего не сказано о точном времени. Я принялась рисовать на песке цифры. Первый раз минутная и часовая стрелки совпадут в полночь, затем в 01:05, потом в 02:10, 03:15 и так каждый час в течение суток до 23:55 – всего получается 23 раза! Даже если каждый час становиться на мост... А если речь здесь идёт не о часах? Две стрелки – это может быть что-то символичное, например, два человека, которые должны встретиться. Один из них – я, а кто второй? Валькот? Аня? Мадина? Ада? Я должна с кем-то встретиться на этом мосту? Как Ярослава Сергеевна и директор? Я вспомнила события той ночи, когда страх и адреналин не позволяли сосредоточиться на происходящем, но теперь какое-то сладкое чувство теплом разлилось внутри, как только я представила ту сцену. Я уже чувствовала его несколько раз – когда переодевалась утром и когда Аня с Мадиной развлекались в ту лунную ночь. А ещё оно приходило ко мне в утреннем душе и когда мы целовались с Серёгой. Серёга! Вот бы он сейчас оказался рядом! Я что же, по нему скучаю, выходит? И давно это у меня началось? Я вспомнила про его подарок – флейту, и мне почему-то захотелось на ней сыграть. Поскольку я совсем не помнила ноты, здесь было самое подходящее место для репетиции, чтобы никто не услышал.
Я отправилась в домик и отыскала флейту. Аньки и Мадины не было, но дверь оказалась не запертой. Наверняка уже где-то вместе отмечают. Не в тире ли с Ерохиным? Забрав фуэ, я вернулась на мост. Что бы такое сыграть? Мелодию сакуры? Как же это... Сейчас... Я перебрала несколько неудачных нот, зажав уши от тех звуков, которые издавала флейта. На мелодию сакуры это было мало похоже. Однако, пальцы сами вспоминали нужные комбинации, и через некоторое время у меня получилась действительно та мелодия, которую я играла кода-то давно в музыкальной школе. Только последние ноты я вспомнить не могла, как ни старалась. Композиция оставалась незавершённой. Опершись на перила моста, я смотрела на воду бегущего ручья. Звуки флейты пробудили во мне воспоминания из далёкого детства. В памяти пробегали счастливые лица родителей, моя поездка в парк аттракционов с папой, чайная церемония в нашем небольшом садике. Затем встревоженные глаза мамы, когда я впервые попала в больницу, потеряв сознание в школе, её тёплая рука, которую она положила мне на лоб и ласковый шёпот – “всё будет хорошо, держись, дочка”. Только сейчас я поняла, что ни одного обострения у меня так и не было с момента первого дня в лагере. Я чувствовала себя совершенно здоровой, несмотря на переживания и стрессы. А ещё что-то новое и нежное вплеталось в мелодию. Это были мысли о Серёже. Я понимала, что произведение звучит немного необычно, но от этого не менее прекрасно. “Мы, взявшись за руки, конечно, сквозь жизнь и смерть пойдём домой”, – будто пела флейта. Но на последнем звуке песня обрывалась, и я не могла сыграть последнюю строку. До меня дошло, что я играю не просто мелодию сакуры, а стих Валькота, который будто сам уложился в ноты музыки.