Красный Барон

Вроде бы Громов еще не слишком-то хорошо говорил по-каталонски, временами на английский, французский переходил, иногда — и по-русски шпарил, забывшись. А Мигель, окромя каталонского да — немного — кастильского, — никаких других языков не знал, и все же собутыльники очень даже хорошо понимали друг друга, даже когда речь — минуя больную нынче для Андрея «бабскую» тему — вдруг о работе зашла, как оно обычно-то и бывает.

— Так о чем хотел сказать-то, сеньор Андреас, — о простолюдинах, их ведь нам только и разрешено допрашивать.

— Так и у нас только их и сажают, а взять хоть кого повыше… хоть бывшего министра обороны со своими бабами… Руки коротки!

— Да уж, — скорбно поник головою агент. — Графьев да баронов сеньор губернатор не велит трогать — а на дыбу бы их, враз бы все узнали! Ну я не жалуюсь… просто у знатных-то обычно прислуга имеется, а ведь слуг они не замечают, слуги-то для благородных, как и не люди вовсе, ну все равно что мул или мебель. Это ты, сеньор Андреас, один такой, что нами, простолюдинами, не брезгуешь, да и то, верно, потому, что русский. Но я сейчас не об этом, не-ет! О прислуге — да! — выпрямившись, Мигель излагал далее вполне толково и на удивление трезвым голосом. — А слуги, между прочим — люди, да!

— Кто бы спорил! — развел руками Громов.

— А, раз люди — то многое замечают, многое помнят, многое могут рассказать…

— Так-так-так! — Андрей тоже стал как бы вроде трезвый, встрепенулся — а может, и впрямь оба протрезвели уже — к утру-то. — Так ты хочешь слуг похватать?

— Ну не то чтобы похватать… Но так, пощупать их осторожненько. Втайне от хозяев.

Первой Мигель и его белобрысые сотоварищи «пощупали» совсем юную девчушку — служанку баронессы Амалии де Камрес-и-Розандо. Просто, не говоря грубого слова, схватили ее вместе с корзинкой по дороге на рынок, да, сунув в карету, погнали лошадей в гавань, в одну мерзкую корчму, с хозяином которой агенты договорились заранее… да, похоже, он им давненько постукивал, так, из любви к риску и приключениям, особенно на гонораре не настаивая.

Все сделали, как полагается, без дураков — и амбар оказался в меру темным и устрашающим, и со вкусом разложенные на столе инструменты для пыток поблескивали зловеще, и палач — вернее, игравший его роль добрейший дядюшка Паулу, — поигрывая мускулами, грозно махал кнутом. В общем, бедной девчонке было от чего испугаться, к тому же ее перво-наперво раздели да закатили пару оплеух — чтоб напугать да унизить, затем ловко привязали к стулу с высокой спинкой, близ которого как раз очень вовремя прошмыгнула большая серая крыса.

— Ай!

Девчонка побледнела и готова была упасть в обморок, да опытный агент Мигель не дал — плеснул в лицо холодной морской водицею да поднес к губам кулак:

— Ты смотри у меня, девка! Не будешь говорить, что спрошу — так тут, с крысами, и останешься.

— Да что говорить-то? — с надрывом расплакалась бедолага. — И зачем вы меня схватили-то? Это ведь не я, не я колдовала — старуха Берендия, а я только смотрела…

— Ага! — вскинул брови агент. — Смотрела на черное колдовство… И никому ничего не доложила?

— Я не знала, господи-и-ин… у-у-у-у…

— Не вой! — Мигель рассерженно топнул ногою, знаком велев «палачу» покинуть амбар. — Моли Господа, что не о тебе сейчас речь, дева, а о хозяйке твоей, про которую мы о-очень много знаем всего такого, до чего и старухе Берендеи-колдунье далеко!

— У-у-у-у, — еще пуще зарыдала девчонка. — Это совсем плохо… Хозяйка ж меня потом со свету сживет… если узнает.

— Так ты ей не говори, — усаживаясь на большой сучковатый чурбак, меланхолично посоветовал «висельник». — А с нами — договоришься. Просто расскажешь кое-что… без всяких там записей-подписей… да ты и писать-то, поди, не умеешь?

— Не умею, господин, — служанка, всхлипнув, кивнула.

Бледная от ужаса, кудрявенькая, она дрожала сейчас всем телом, надо сказать — вполне аппетитным, пухленьким… не то что у ее анемичной хозяйки.

— Так, значит, будем разговаривать?

— Ага, ага, сеньор, — бу-у-удем.

— Ну раз так… — обернувшись, Мигель махнул рукой белобрысым. — Тогда развяжите ее да принесите воды… Не плачь, не плачь, дева, вот видишь — ничего плохого с тобою и не случилось, хотя могло бы. Одевай вот платье свое, да…

Напуганная таким нехорошим образом девушка рассказала про свою хозяйку все, а знала служанка немало, даже несколько раз сопровождала госпожу в капище на горе Тибидабо, о чем, со страхом в глазах, и поведала «сеньору следователю» во всех подробностях.

— Что ж, хорошо, — выслушав, агент покачал головой. — Хорошо… но — мало! О Тибидабо мы и так знаем много чего. А не ездила ли твоя госпожа еще куда-нибудь? И не заходила ли при тебе речь о каких-нибудь списках? Только не ври — мы знаем, о списках баронесса Амалия всегда разговаривала, когда к ней заезжал Красный Барон.

Большие блестящие глаза девушки снова наполнились слезами:

— Я… я… я ничего такого не слышала… А госпожа время от времени ездила на гору Монтсеррат, якобы поклониться Черной Пресвятой Деве…

— Вот-вот! — Мигель не показал вида, что насторожился. — А почему ты говоришь — «якобы»?