Красный дом

Алекс обернулся и увидел в руках Бенджи куклу в викторианском стиле: грязноватое кружевное платье, бессмысленное фарфоровое личико. Для антиквариата слишком поломанная, а для игрушки слишком странная.

– Для кого это? – поинтересовался Бенджи.

– Для меня или для кого-нибудь еще, – ответила Анжела.

Бенджи очень осторожно положил куклу обратно – боялся, что она зашипит и укусит его, если он будет обращаться с ней грубо.

– Положи ее с другой стороны, – сказал он, аккуратно поднимая кончиками пальцев сумку. – Она мне не нравится.

– Что там? – спросил Ричард, глядя в зеркало заднего вида – они как раз въехали в узкий лабиринт высоких изгородей.

Алекс поймал его взгляд и качнул головой, давая понять, что лучше не спрашивать. Теперь и он понял – с матерью что-то не так.

– Ну, как тебе? – спросила Луиза, когда они вошли в спальню.

Он оглядел ее с ног до головы. Волосы? Одежда?

– Серьги.

Металлические подсолнухи, бронза и серебро.

– С ними ты выглядишь моложе.

– Насколько моложе? Если с ними я выгляжу лет на тридцать, то ладно. А если на шестнадцать, уже перебор.

– На десять лет. На десять лет моложе, я хотел сказать. Мне они нравятся. – Ричард повернулся и лег на кровать. – Прости.

– За что?

– За семейный отпуск. Я не предполагал, что нам почти не удастся отдохнуть.

– Сейчас мы отдыхаем. – Луиза легла рядом с ним.

Они уставились в потолок, будто король и королева в гробнице. Пахло кокосовым маслом. Ричарду нравились Бенджи, Дейзи и Алекс, только не Доминик – он казался слабым, в нем ощущался какой-то надлом. А сестра? У них общие родители, они шестнадцать лет жили в одном доме, но все равно он не понимал, что за человек Анжела.

– Эй!

– Что?

– Расслабься, ты не на работе. – Луиза взглянула на часы. – Уже час. – Она повернулась на бок и подперла голову ладонью.

Светлые волосы рассыпались по плечам, изгиб бедра резче обозначился под одеждой. На Ричарда нахлынуло желание, как всегда сильное. Переключение чувств. Желание, нежелание. Волнение, довольство. Как быстр и непредсказуем разум.

– Подожди. – Луиза на миг приложила палец к губам, поднялась и закрыла дверь.

– Ты уверена?..

– Более чем. – Она снова легла рядом с ним.

– Что, если нас услышат?

– Извинишься за ужином.

Ричард задрал ее блузку и положил руку на теплый маленький холмик.

– Боюсь, в нынешнем своем положении я не способен на гимнастические подвиги.

– Гимнастические? И что же ты задумал?

– Что случилось?

Мама выглядела так, будто она уже полчаса стоит у пенной воды – на ее лице застыло все то же отсутствующее выражение, что и днем.

– Кажется, где-то здесь протечка.

Дыша теплым, влажным воздухом затопленного подвала, Алекс прошлепал прямо по воде к стиральной машинке и наклонил ее. На стеклянную дверцу люка плюхнулось мокрое белье. Дома мама ругалась бы и кричала.

– Сходи, попей чаю, а я пока разберу белье.

– Спасибо, Алекс. – Она ушла на кухню, оставляя за собой влажные следы.

Алекс сел на корточки и провел рукой по передней стороне крышки люка. Сухая. Должно быть, протечка где-то сзади или под люком. Он навалился на большую, белую коробку и осторожно покачал ее из стороны в сторону. Машинка с рокотом сдвинулась с места. Алекс заглянул в темноту между боковой панелью и пластиковой стенкой. В мыльной воде лежали два разомкнутых шланга и стопорное кольцо.

– Боже мой. – В дверном проеме стоял отец и, как всегда, тупо пялился на то, как кто-то другой пачкает за него руки. – Стиральная машинка сломалась?

– Нет, с ней все в порядке.

Алексу хотелось его ударить. Вспомнилась фарфоровая кукла. Интересно, знает ли мать о любовнице отца? Может, поэтому она себя так странно ведет? Она кажется такой уязвимой, не стоит расстраивать ее еще сильней.

Алекс взял стопорное кольцо. Там, где оно разошлось, чернела слизь и блестел металл. Он поднялся.

– Найди тряпку и убери воду, а я схожу в сарай.

Маленькая складка там, где изгиб ее ягодиц переходит в бедра. Ричард провел рукой по спине Луизы. Самое что ни есть взрослое действо, однако во время его почему-то чувствуешь себя снова ребенком, естественным в своей наготе, кожа к коже приникающим к другому человеку.

Что-то назойливо мелькало в мыслях, некая тайна, которая все время ускользала от него. Тепло женского тела под его рукой, покой этой комнаты, приглушенные голоса в саду… И мысль опять ускользнула.