Красный дождь в апреле

— Сейчас сюда приедет их представитель, доктор Фиш, для переговоров. Что ж, подождем. А, Семен? Доктора! Во как!

Дежурный по вокзалу улыбается: смотрите-ка, четырех безоружных слушается глава города, где расквартированы тысячи вооруженных до зубов казаков и белогвардейцев.

А эти четверо молча и спокойно закуривают. Цвиллинг достает из кармана сверток, отдает Бурчаку:

— Вот, возьми, обещанный подарок для Леньки. Передашь…

— Ты сам, Моисеич…

— Нет, уж ты! Я, может, поеду в думу. Или еще что потребуется. И давайте уговоримся: слово комиссара — приказ!

— А что здесь? — показывает на сверток Бурчак. — Что за гостинец хлопцу?

— Книга, — Цвиллинг улыбается, — хорошая книга. Еле достал у букинистов. Степняк-Кравчинский…

Хлопнула дверь, явился представитель.

— Петр Петрович?! Вы что же, снова в политику? — встречает его Цвиллинг, подает стул. — Итак, мы ждем объяснений!

— Очень рад, рад видеть вас. Не забыли меня, значит. И я пациентов своих всех помню. Видите ли, приходится заниматься э… э политикой. Сейчас вся власть в городе в руках комитета спасения…

— …от революции, — договаривает Цвиллинг, — простите, что прервал вас.

— Ничего, не беспокойтесь. Я приехал, поспешил к вам, чтобы все уладить. Мы, чтобы не распылять силы, не вносить партийные раздоры в общенародный энтузиазм решили…

— Вы и кто? Дутов! — не выдерживает Кичигин. — За комитетом прячется Дутов. Он стремится задушить революцию с вашей помощью!

— Что вы! Скорее наоборот: Дутов сейчас отпускает солдат по домам, — замахал руками доктор. — И понятно, что клуб сейчас открыть нельзя… Митинги запрещены… во избежание беспорядков.

— Ясно. Мы не дети, господин доктор, — Цвиллинг встал. — Вы играете в революцию, а нам, извините, играть не к лицу. Дутов, пользуясь тем, что солдаты тянутся домой, разоружает гарнизон. Тех же, кто верен ему, он вооружает. А вы этим временем делаете из контрреволюционера и английского шпиона борца за свободу! Будьте любезны, посмотрите в окно.

За окном прогуливались вооруженные казаки. У самых дверей сидел молоденький офицер и то и дело посматривал на часы. Было ясно: за приехавшими делегатами уже установлена слежка. Их ждали. Дело принимало дурной оборот.

— Вам, дорогой представитель, придется остаться здесь: будете сидеть после того как мы уйдем с полчаса, — сдвинул брови Цвиллинг, — а мы, товарищи, пошли! Будем искать другую трибуну, более подходящую для сегодняшних событий. И другой тон разговора.

Цвиллинг подошел к окну, выходившему на перрон. Потрогал полоски бумаги, которыми оклеена рама.

— Да, а вы, — обратился он к дежурному, который сосредоточенно листал какой-то растрепанный справочник, — идите, иначе вас могут заподозрить в помощи большевикам…

— У нас все железнодорожники давно уже заподозрены в сочувствии к большевикам, — откликнулся дежурный, подошел и рванул раму, окно распахнулось, — бегите по направлению к депо: туда шпики побоятся сунуться!

Через пять минут к вокзалу подкатила закрытая карета. Из нее выскочил поручик в мешковатой шинели. Сидевший у дверей офицер вскочил, сверкнув начищенными пуговицами и пряжками:

— Они здесь!

Но когда поручик Виноградов вбежал в комнату дежурного, там сидел только один доктор Фиш. Поручик метнул взгляд в раскрытое окно и, задыхаясь, подскочил к доктору, занес было руку, но лишь зло выругался и что есть силы ударил по подоконнику.

XIII

Возле цирка Комухина солдаты сдавали оружие. Адъютант Дутова есаул Кузнецов руководил всей церемонией лично. Он сидел под большим полотняным зонтом, поставленным на случай дождя, и играл стеком, Кузнецову было скучно. Он зевал и пил нарзан прямо из бутылки. Скучное это дело — сдача оружия. Мимо прошел Семенов-Булкин. Они раскланялись. Булкин не выдержал и подошел. Шепнул на ухо доверительно:

— Может, преждевременно разоружаем солдатиков?

— Преждевременными только роды бывают, — громко пробасил Кузнецов. — Атаман сказал по этому поводу: «всякий солдат менее опасен без оружия в деревне, чем с оружием в городе». Ха, ха! Запишите, пригодится, уважаемый социалист или как вас там…

Булкин деланно рассмеялся. Огорченно вздохнул:

— Скорее бы восторжествовала настоящая революционная справедливость. А то, что же? Какой-то прапорщик возглавляет Совет! Отказывается подчиняться комитету спасения! Где же демократия и свобода?

— Вот где, дорогой мой, — Кузнецов встал и похлопал себя по ягодицам. Повел взглядом поверх солдатских голов и покраснел, аж задохнулся, стегнул стеком по лакированному голенищу:

— Ах, ты… ах, комиссарская сволочь! Не свободу им надо, а тюрем больше. Смотрите, что делается! Да не туда! Куда же вы! Вон в желтой шапке!

Булкин крутил жилистой шеей, но из-за низкого роста не мог увидеть того, на кого показал есаул. Тогда он подпрыгнул и увидел Цвиллинга.

— Какое нахальство, — покачал своей маленькой головкой Булкин, — сам же лезет на арест.

— Лезет? — Кузнецов согнул стек дугою, — попробуй арестуй его здесь… Хитер, в народе прячется.