Красный дождь в апреле

— Вот поэтому и трудно, — брови на лице Котова опустились, глаза ушли, спрятались в тени, — на готовеньком как раз и легко можно ожиреть, ослабнуть. В бурю, против ветра закалка дается сама собою. А там… Да ладно. Все уж кончили вроде?

— Вроде все. Выходить по одному, — встал Левашов. Огонек в лампе заметался. Тени пошли гулять по стенам. Расписывать их в узоры.

XXI

За квартал от тюрьмы Ленька неожиданно столкнулся с Евой. Он хотел было пройти мимо. Гордо и независимо. Но не удержался и, подняв руку с узелком, сказал:

— А я передачу вот несу.

— Хочешь отгадаю, что у тебя в узелке, а?

— Смотри, какая отгадчица, — Ленька помахал узелком, — не выйдет сегодня, не пройдет номерок.

— У тебя там, — Ева понизила голос, помедлила и закончила, — там лежит хлеб.

— Может и так… А откуда ты узнала?

— Ты что же, считаешь, что я просто так здесь стою? Считаешь, что я ничего не знаю?

— Ничего я не считаю, — буркнул он недовольно, — что надо, то и несу.

Его неприятно поразило, что Ева, видимо, опять знает больше него. Ясно: передача имеет какой-то тайный смысл. Только ему никто не сказал какой. А Ева знает…

— Ну, надулся, как индюк, — начала она и перевела разговор, — а я ведь нарочно тут стояла, тебя ждала. Тебе что — неприятно меня видеть?

— Нет, наоборот, — вырвалось у Леньки. Он смутился. Покраснел.

— А тебе идет, когда ты краснеешь, — серьезно отметила Ева, — даже веснушки тебе идут. Честно!

— Скажешь тоже, — грубовато бросил Ленька и носком сапога стал сосредоточенно обивать ноздреватый лед у дерева. — Скоро весна, деревья распустятся, тогда мы с тобой на рыбалку сходим. Ладно?

— Ладно, — серьезно ответила Ева, и передернула плечиками, — только не скоро весна. Декабрь…

— Ну, декабрь уж, подумаешь, — возразил Ленька, — декабрь кончается, там январь пролетит и солнце пойдет на лето.

— Скорей бы лето наступило, — вздохнула Ева, — холода все да холода. Я кстати тут уж час целый, наверное, стою.

— Замерзла?

— Угу, — созналась Ева, — очень.

Леньке стало ее жаль: ведь, верно, холод собачий. А каково ей час битый ждать на улице. Пальто вон какое тонкое. Форс один.

— Я побежал, — строго сказал он, — а ты иди. Не жди меня…

— Нет, я дождусь, пойдем после к нам…

— Хорошо, жди меня. Я мигом!

— Погоди, очень ты скорый, — Ева слегка улыбнулась, как-то по-новому, так, как улыбаются взрослые в разговоре с детьми, — у самой тюрьмы передачу отдашь девушке в пуховом платке…

— Нет… — протянул Ленька, — мне надо самому.

— Слушай же! — прикрикнула Ева и оглянулась по-сторонам, — слушай, что говорят: ее зовут Соня Бажанова. Запомнил? Спросишь ее: «вы — Соня?», И отдашь ей…

— Нет, — заупрямился. Ленька, — я не могу.

— Иначе нельзя! — сорвешь важное дело, — зашептала горячо Ева. — Дядя Андрей наказал…

— Какой дядя Андрей?

— Левашов.

— Андриан?

— Да, Андриан, — согласилась Ева, — это его друзья зовут так, а по документам он Андрей Ефимович. Ну, не это главное.

— А что же? — прищурился Ленька, — скажи.

— Ты пойдешь со мной, за тобой не должны увязаться шпики, понял? Или ты мне не веришь?

— Отчего же, — задумался Ленька, — верю… Ну, я пошел.

— Не забудь — Соня, — повторила Ева, — спросишь: Соня?

У ворот действительно стояла девушка в пуховом платке. Она бросилась к Леньке:

— Давай узелок! Что долго так? Все в порядке, а?

— Вы — Соня?

— Да, Соня я, давай же и уходи скорее! — она почти насильно выхватила узел, — ну беги, беги скорей!

Ленька все же подождал, пока девушка не скрылась в воротах тюрьмы и лишь тогда побежал назад. Ева ждала его, зябко стуча ногой об ногу.

— Ничего не соображаю, — признался Ленька, — почему мне не дали передать?

— Скоро сообразишь, — еле выговорила Ева, — ох и морозище!

— Побежали! — взяв Еву за руку, Ленька заспешил к ресторану.

Ева едва поспевала за ним.

— Устала, погоди, — просила она, но Ленька качал головой.

— Давай, давай! Согревайся!

Красинская встретила их на пороге. Ленька, давно не видел ее. Лицо старшей Красинской осунулось, под глазами появились морщины. За какой-то месяц-два она заметно постарела.

— Все передал? — спросила она, сощурив глаза так же, как это делала дочь. Хорошо. Садитесь чай пить.

Она расставила на столе чашки, подала варенье в хрупкой прозрачной вазочке. Ножка хрустальная в иголочках, как в инее.

— Я скоро вернусь, ждите меня, — сказала Красинская и стала надевать пальто, — а вы лучше закройтесь. Я постучу три раза.

— Мне тоже идти надо, — встал Ленька, с сожалением оставляя чашку с дымящимся чаем, — надо идти.

— Нет, сиди здесь, — приказала Красинская. Ленька даже пригнулся: оказывается эта женщина могла разговаривать властно и строго. Он помешал ложечкой красноватый чай. Дверь хлопнула.

— Ева, — извиняющимся тоном сказал Ленька, — я все же пойду?

— Нет, погоди, — она накинула на дверь крючок. Затем повернулась и медленно подошла к Леньке и села. Затем положила голову на ладони. Задумчиво посмотрела на него, будто впервые увидела.

— Так, — медленно, будто раздумывая, начала Ева, — все правильно. Хочешь меня поцеловать? Вижу, вижу, что хочешь?