Красный Дракон

— Позвони, что ж не позвонить.

И она бросила трубку.

— Сволочная жизнь! — простонал Грэм. — Что за сволочная жизнь!

Крофорд заглянул в комнату.

— Это ты сказал «сволочная жизнь»?

— Я сказал «сволочная жизнь».

— Ладно, не вешай нос. Сейчас звонил Айнсуорт с места происшествия. Он кое-что для тебя нашел. Сказал, чтобы мы сейчас же к нему ехали, а то местные его со всех сторон обложили.

51

Айнсуорт осторожно ссыпал пепел в новенькие жестяные банки из тех, в которых продают краску, когда на пожарище появились Грэм и Крофорд.

Айнсуорт был в пепле с ног до головы, а над ухом у него раздувался волдырь от ожога. Его подчиненный, Дженовиц, работал внизу, в подвале сгоревшего дома.

Рядом с пыльным «олдсмобилем», стоящим на дороге, беспокойно метался высокий неуклюжий человек. Он побежал наперерез Крофорду и Грэму, когда те пересекали двор.

— Крофорд — это вы будете?

— Да, я.

— Я Роберт Дьюлейни, коронер[26] этого графства.

Он сунул им визитную карточку. Вверху было напечатано: «Голосуйте за Роберта Л. Дьюлейни!»

Крофорд ждал.

— Ваш сотрудник располагает вещественными доказательствами, которые должен был передать мне.

— Простите за причиненное беспокойство, мистер Дьюлейни, но сотрудник действовал в соответствии с моими указаниями. Вы пока посидите в своей машине, а я пойду и со всем разберусь.

Дьюлейни не отставал.

Крофорд резко обернулся:

— Будьте так любезны, мистер Дьюлейни, сядьте к себе в машину.

Айнсуорт улыбался. На почерневшем лице белели зубы: все утро он просеивал через сито пепел.

— Как начальнику отдела, мне особенно приятно в этот знаменательный день…

— …пудрить вам мозги, — закончил Дженовиц, выбираясь из-под обугленных балок подвала. — Знаем, слышали.

— Разговорчики в строю, рядовой Дженовиц. Принесите интересующие нас предметы.

Он кинул Дженовицу связку автомобильных ключей.

Из багажника машины Дженовиц вытащил длинную картонную коробку. Ко дну коробки проволокой был прикручен остов ружья со сгоревшим ложем и деформированным от жара пламени стволом. В другой коробке, поменьше, находился почерневший автоматический пистолет.

— Пистолет сохранился лучше, — сказал Айнсуорт. — Посмотрим, что скажут баллистики. Проснись, Дженовиц, а то замерзнешь.

Дженовиц принес три полиэтиленовых пакета, в которых хранят продукты, и передал их Айнсуорту.

— Смирно! Равнение на середину!

Лицо Айнсуорта вдруг стало серьезным. Сейчас он исполнял охотничий ритуал. «Того и гляди, мазнет мне по лицу теплой кровью убитого бизона», — подумал Грэм.

— Ну, приятель, и поползали мы тут… — сказал Айнсуорт, вручая пакеты Грэму.

В одном пакете лежали часть обугленной берцовой кости сантиметров десять — пятнадцать и шарообразный конец — бедренной. В другом находились часы. В третьем — вставные зубы. Пластина челюсти была обуглена и сломана наполовину, но эта половина содержала хорошо знакомый им боковой резец.

Грэм подумал, что следует что-то сказать.

— Спасибо. Большое спасибо.

У него закружилась голова, и на секунду все поплыло перед его глазами.

— …музейный экспонат, — услышал он, очнувшись. — Даже жалко отдавать этому индюку надутому, а, Джек?

— Придется отдать. Но в отделе коронера в Сент-Луисе работают неплохие профессионалы. Они сделают для нас хорошие слепки.

Крофорд со своими людьми совещался с коронером у его машины.

Грэм остался один на один с домом. Он слышал, как в трубах свистит ветер. Он надеялся, что Блум приедет сюда, когда поправится. Наверное, приедет. Грэм хотел узнать как можно больше о Долархайде. Он хотел узнать, что здесь происходило, как рождался Дракон. Но сейчас он был сыт этим делом по горло.

С верхушки почерневшей трубы раздалось пение пересмешника.

Грэм засвистел в ответ.

Он ехал домой.

52

Грэм улыбнулся, когда лайнер легко поднял его и, разворачиваясь в ослепительно ярких лучах солнца на юго-восток, понес прочь от Сент-Луиса, в сторону дома.

Там его ждут Молли и Вилли.

— Давай сейчас не будем искать виноватых. Я тебя встречаю в аэропорту, милый, — сказала Молли по телефону.

Он надеялся, что со временем из этого расследования в памяти останутся только те редкие моменты профессионального удовлетворения, когда он любовался работой преданных своему делу специалистов. Профессионализм встречается в любой области, если, конечно, достаточно понимаешь в деле, чтобы его увидеть.

Благодарить Ллойда Боумена и Беверли Кац выглядело бы как высокопарный жест, поэтому, позвонив, он просто сказал им, что ему было приятно снова поработать с ними.

Его немного беспокоило только одно — чувство, которое он испытывал, когда в Чикаго Крофорд положил трубку и сказал: «Это „Гейтуэй“», — взрыв бешеной, животной радости, до сих пор ему неведомой.

Ему не давало покоя, что этот момент вдруг оказался самым счастливым в его жизни; тогда в Чикаго, в душной комнате присяжных, он уже знал.

Он не стал рассказывать Ллойду Боумену об этом ощущении. Зачем? Тот и так знал.